Проклятие Батори

интуитивным юнгианским подходом. Ей вспомнился их последний спор, который и положил конец браку.

– Мой отец! Мой отец в опасности, я чувствую!

– Чепуха, – сказал он. – Ты нервничаешь от усталости, готовясь к экзаменам. Ничего с твоим отцом не случилось, иначе твоя мать наверняка позвонила бы сюда.

– Но, Джон…

– Что с тобой? Приди в себя и плюнь на предчувствия. Ты совершенно иррациональна, Бетси. И к тому же поглощена собой! Земля не перестанет вращаться от твоих снов.

– Я? А ты-то сам! Не все в жизни логично, Джон. На диаграммах рассеяния бывают выбросы, феномены, которые нельзя предугадать. Ты никогда не видел дальше мира причинности и вероятности. Я знаю, что что-то случилось.

– Ты истеричка, – сказал он. – Ты позволяешь своим эмоциям руководить тобой. Как при таком образе мыслей ты можешь заниматься практической психиатрией?

– Почему ты никогда не отважишься шагнуть за пределы рационального? Может быть, тебе следует сделать некоторый самоанализ.

– Какая туфта!

А когда они узнали о гибели ее отца, Джон отвернулся. Он не знал, как утешить Бетси. Для них это было началом конца.

* * *

Они проехали в долину и остановились у таверны Вуди-Крик, где взяли гамбургеров и пива. В таверне было пусто, если не считать одного столика с туристами и толпы местных придурков со сдвинутыми на затылок козырьками бейсболок; сидя у стойки бара, они смотрели телевизор.

– Толпа уже не та, что раньше, – сказал Джон, осматриваясь.

Старые фотографии на стене пожелтели, многих не стало. Где-то здесь было и их фото двадцатилетней давности – двое студентов, любителей лыжного спорта, с белыми пятнами вокруг глаз от солнечных очков – след проведенных на склоне дней, – в совершенно беззаботном настроении.

– Сегодня будний день, люди на работе. Но ты прав: с тех пор как сменился персонал, и сама толпа тоже изменилась.

Джон залпом выпил свое бочковое пиво – «Флаинг Дог Догги Стайл» из местной пивоварни. Он не узнал никого за стойкой бара, хотя, насколько поняла, хотел отыскать знакомое лицо.

– Расскажи, что тебе удалось узнать о матери.

– Ничего. От посольства никакого толку. В воскресенье она была в Братиславе. Собиралась наведаться в один из замков, которым в начале семнадцатого века владела графиня Батори.

– Один из замков?

– В ее списке их было полдюжины. Мама упоминала Бецковский и Чахтицкий. Но скорее всего, в Чахтицкий.

– Почему?

– Потому что большинство своих убийств графиня совершила там.

– Ты все еще планируешь туда поехать?

– Да. Я искала в Интернете горящие билеты. Цены просто астрономические.

– Я поеду с тобой.

– Что? Нет, ты не можешь. Ты…

– Спасибо. Заходите еще, – прервала ее официантка, кладя на стол чек. – Хорошего вам дня!

Бетси и Джон переглянулись: они еще не притронулись к еде.

Джон прыснул:

– Это определенно не та таверна Вуди-Крик. Хантер Томпсон, наверное, застрелил бы эту официантку[41].

– Джон, ну в самом деле! Как ты можешь бросить работу?

– Но у меня же есть отпуск. Я только что подал заявку на новый грант, и сроки вполне позволяют.

Бетси задумчиво жевала жареный картофель. Из толпы у стойки донесся рев, когда «Бронкос» [42] сделали тач-даун[43].

Джон забрал из руки своей бывшей пакетик с картошкой и теперь жевал, поглядывая на Бетси.

– Позволь мне помочь.

Она крепко зажмурилась, чтобы не заплакать, потом кивнула, вся дрожа от нахлынувших эмоций.