Передай им, что времени у них нет, пусть решат и представят мне утром нового председателя суда!
– Слушаюсь!
– Ступайте, наместник, у меня завтра трудный день – придется много плакать и убиваться горем.
На рассвете в старой крепости Городища поднялся переполох. Били в тревожный колокол, доносились крики и звон металла. Стряпухи, что уже возились на кухне, испуганно причитая, высыпали во внутренний двор – колодец.
– От покоев княжеских шум-то, – задрав голову, сказала одна из них и закрыла рот ладонью, – что же это?
– Измена! – донеслось сверху, а через минуту звуки боя и звон мечей стих.
– Князь Талес убит! – пробежал через внутренний двор один из караульных крепости, бряцая доспехами.
Солнце не желало показывать свой лик в этот день. Над Городищем висели серые тучи, они стелились по небу до самого горизонта вокруг. Форт опустел, и все иноземные всадники и пехотинцы были заняты в оцеплении Городища и посада, а также в разъездах и уличных патрулях. На улицах было мало людей, посад и торговые ряды замерли в тишине. Крупными хлопьями на помост падал снег, который тут же впитывал в себя кровь. К плахе подвели очередного приговоренного, высокого мужчину в изорванных, некогда дорогих одеждах.
– Милес из рода Чревона, из многодворца у Красного леса, за отступничество приговорен к смерти! – круглый, как шар, Хранитель – новый председатель суда, трясущимися руками с пальцами-колбасками держал свиток и оглашал приговор: – В наказание всему роду, многодворец и окрестные земли теперь переходят в земельную казну княжества… эм… империи!
Председатель суда кивнул палачу, и тот подвел мужчину к плахе, толпа на базарной площади замерла, двуручный меч в руках палача сначала застыл острием к небу, а потом полетел вниз… толпа охнула, отсеченная голова упала под плаху, к пяти другим. Толпа вдохнула, кто-то хихикнул в леденящей тишине, где-то всхлипнула женщина.
– Ицкан, изменщик и клятвопреступник! – Хранитель получил от помощника последний свиток и теперь читал его: – Опозоривший орден Хранителей и свой род, подговоривший на убийство князя наемников из хартских земель, продавшийся бунтовщикам и отступникам, приговорен к смерти!
Ицкана на помост приволокли двое караульных и уложили на плаху. Он уже почти не дышал, окровавленное лицо заплыло от синяков. Толпа затихла, глядя, как палач пару раз приложил меч к шее Ицкана, замахнулся и рубанул.
– Смерть хартам! – крикнул кто-то из подворотни, и толпа подхватила:
– Смерть отступникам! Смерть хартам!
Скади отпила вина из серебряного кубка, стоя у окна в своих покоях, и довольно улыбнулась.
– Все получилось так, как вы хотели, – наместник стоял рядом и тоже держал в руке кубок с вином.
– Да. Пошлите из форта отряд всадников в земли Желтого озера, пусть привезут леди-наставницу, она, должно быть, уже перестала оплакивать этого самонадеянного Корена… Пусть привезут ее сюда, мне тут скучно теперь будет без моего князя.
– Может… – начал было наместник Стак, но осекся.
– Говорите, – Скади повернулась к нему и вопросительно посмотрела.
– Осмелюсь предложить вам вернуться в империю, пока наша армия не наведет порядок в Трехречье.
– Мне что-то угрожает здесь, среди этого дикого сброда?
– Просто мне так будет спокойнее выполнять те приказы, которые получил от вас.
– Это теперь тоже земли империи, и я должна знать, что здесь происходит! Мне нужно готовить экспедицию в горы и на запад!
– Но, моя императрица…
– Если считаете, что мне тут что-то угрожает, усильте караулы, вы поняли?
– Да, моя императрица, – Стак опустил кубок на стол, – позвольте идти?
– Позволяю, а за наставницей пошлите сегодня же!
– Слушаюсь.
Этой же ночью в Городище сгорело несколько дворов, что торговали с хартами, а те хартские купцы, ремесленники и торговцы, что проживали в посаде, были забиты разгоряченной толпой, и дома их разорены.
О том, что произошло с князем и кто виноват во всех бедах Трехречья, спустя несколько дней говорили в самых захудалых харчевнях постоялых дворов. Эти пересказы обрастали слухами и выдумками и расползались дальше – до границ хартских земель, к Желтому камню на западе и к дальним пограничным заставам у Икербских гор на юге.
Глава тридцать седьмая
