– Простите, князь, – Ицкан вздохнул, – человек-то найдется, но то, что Тарин станет слушать его…
– Я даровал ему жизнь! – Талес резко встал, хотел что-то еще сказать, но обреченно опустился на стул и снова потянулся к кувшину.
– Хорошо, человек такой есть, он служил под началом воеводы сотником… сейчас живет в посаде, открыл лавку бронника.
– Отведи меня к нему.
– …
– Что? Я князь! Я могу посетить посад и посмотреть, как живет мой народ.
– Чтобы посмотреть, как живет ваш народ, князь, проехать бы вам по северу княжества, по его разоренным заимкам и многодворцам, – вздохнул Ицкан.
– Отведешь или нет?
– Идемте… Только охранителей призову.
– Нет! Пойдем вдвоем!
Талес впервые испытывал это чувство, точнее это был целый букет эмоций – страх, стыд, сожаление и… отчаяние. Посадский люд, узнавая князя, вроде и расступался, кланяясь и снимая шапки, но при этом в их глазах читались презрение, укор, насмешка, ненависть.
– Не останавливайтесь, княже, – Ицкан подтолкнул Талеса в спину, когда тот остановился и посмотрел вдоль опустевшей ремесленной улицы, где когда-то шла бойкая торговля хартскими товарами.
Талес подчинился и прибавил шаг. Через полчаса они дошли до кузнечных дворов, остановились у кованой калитки в каменном заборе, Ицкан потянул за веревку, и в глубине двора пару раз звякнуло.
Калитку открыл мужчина крепкий статью, скуластый, в кафтане, накинутом на широкие плечи.
– Приветствую тебя, Данак, и пусть хранит Большая луна твое ремесло, – сказал Ицкан.
– Княже… – бывший сотник княжеской дружины поклонился и приложил руку к груди.
– Разговор к тебе есть, Данак, – сказал Талес и оглянулся по сторонам, – в дом-то проводишь?
– Идемте, – закрыв за гостями калитку, Данак кивнул на каменный дом.
Талес обратил внимание, что у распахнутых ворот конюшни стояли двое запряженных саней, одни были завалены тюками да корзинами, у вторых, порожних, возились двое парней.
– Чем заслужил я внимание князя? – поинтересовался Данак, как только все вошли в дом.
– Вот, – Талес отстегнул от пояса тяжелый кошель и положил его на лавку у двери, – это твое, если отправишься в хартские земли, найдешь там воеводу Тарина и передашь мои слова.
– Бывшего воеводу, – уточнил Данак.
– Пусть бывшего… так что, возьмешься?
– Отчего ж не взяться, – хмыкнул Данак и с прищуром посмотрел сначала на князя, а потом на советника Ицкана, – к тому ж завтра я туда и отправляюсь, со всем родом своим, в этом и твоя, князь, заслуга. Говори, что сказать ему.
– Скажи, что весной вся императорская армия выступит против него, скажи еще, что с севера, через земли Желтого озера, прибудут неизвестные воины, которых называют степняками. Скажи, что изводить будут иноземцы хартов, всех до единого.
– Скажу, – кивнул Данак, – не в услугу тебе и не за ноготки, что сулишь, а из почтения к воеводе. А кошель забери. Коли дела большего ко мне нет, то ступай, княже, мне еще дотемна успеть собрать все надобно.
Глава тридцать шестая
На переходе от Литейного каменка до каменка Кузнечного, двигаясь на юго-восток, три сотни всадников и сотня хартских стрелков, что перемещались на санях, так как не каждая лошадь сдюжит на себе харта, остановились на ночлег прямо в поле. Небольшая походная палатка из жердей и шкур надежно укрывала от ветра, от костра уже было тепло, а рядом с костром на охапке соломы сидел Тарин. Он держал в руках меч, один из многих, что достался в качестве трофеев после схватки с наемниками и иноземцами, однако Тарин прекрасно знал, кому раньше принадлежал этот меч.
– Он сказал, что помощь придет с севера, – Тарин громко вздохнул, посмотрел на отражение огня на спусках меча, убрал его в ножны и положил рядом, – только вот понять не могу, кто там, на севере, что сможет помочь?
– Не терзай себя напрасными думами, – Ванс сидел напротив, он поднял с соломы флягу, отпил и протянул ее Тарину, – если наш друг сказал это не выживиз ума, то думаю, стоит верить его словам.
– Иногда… ну, когда мы с ним наемничали, я думал, что он и вправду того, – Тарин ладонью изобразил у виска нечто неопределенное, – такое, бывало, скажет, что диву даешься.