обнял Дарину, зарывшись лицом в ее вкусно пахнущие волосы.
Уже в нашей небольшой и уютно обжитой Дари-ной комнате в чатраке мы лежали на циновке, нагие, и молча смотрели в глаза друг друга. Было жарко, то ли пар шахарской бани так глубоко пробрался под кожу, то ли долгие минуты любви и объятий грели изнутри, хотя нет… похоже, не минуты. Я отвел взгляд и посмотрел в окно, где на небе уже загорались первые звезды.
– Я заезжал на заимку Вараса… жаль, что я не знаю ваших молитвенных песен, но по-своему у праха твоего отца я просил Предков принять его.
– Он уже с Предками, – Дарина улыбнулась и погладила меня по щеке.
– Нас ждут большие испытания и трудности.
– Мне все равно, лишь бы рядом с тобой, – ответила она, мы снова слились в бесконечном чувственном поцелуе и нежных объятиях.
Дарина сладко спала, локоны волос свалились ей на лицо, веки подрагивали, дыхание было ровным… должно быть, она видит сон, приятный сон. Некоторое время я еще смотрел на нее, шедевром античности застывшую в слабом свете лампады на стене. Затем тихо поднялся, оделся, укрыл лоскутным одеялом любимую и, прихватив кафтан и ранец, тихо вышел из комнаты, спустился и, присев у одной из толстых опор чатрака, на которой был закреплен ночной светильник, набил трубку и поднял взгляд к небу.
– Трудный был путь?
– Не труднее того, что нам предстоит, – ответил я вождю, не оборачиваясь, так как слышал, что кто-то тихо ступает по настилу.
– Теперь ты примешь решение?
– Я его уже принял.
– И когда исход?
– Как только ваши… как только наши воины смогут оседлать хозяина болот и оружейники Шахара смогут изготавливать вот это, – я вытащил из ранца модель пушки.
– Что это?
– Это уменьшенный образ того, без чего нам никак не справиться с той армией, которая будет в княжестве. Завтра я покажу, как оно работает.
Вождь посмотрел на меня, на модель пушки, затем на Большую луну и тихо сказал:
– Ты Бэли, ты знаешь, что делать, народ Шахара верит в тебя.
– Я сделаю все, чтобы не подвести народ Шахара.
В ответ вождь одобрительно кивнул и, сделав два шага в сторону своего чатрака, остановился и сказал:
– Утром я пошлю за тобой, увидимся в Храме.
Я молча согласился и стал извлекать из ранца то, что забрал в тайнике на заимке, а спустя полчаса вернулся к Дарине, тихо забрался под одеяло, обнял ее и наконец-то уснул.
– Воевода, прискакал гонец, хартские старейшины и главы родов, что покинули княжество, соберутся к полудню на базарной площади Кузнечного каменка, – отодвинув полог походной палатки и просунув голову, доложил десятник из караула.
– Ванс, просыпайся, едем в каменок, – Тарин поднялся с набросанных вокруг кострища шкур, пристроил на место перевязь и обратился к десятнику: – Пока нас не будет, собирайте лагерь и ждите гонца от меня.
– Сделаем, воевода, – пробасил десятник и скрылся за пологом.
В Кузнечный каменок Тарин выехал на рассвете, с Вансом и сотней всадников, оставив в походном лагере трехтысячное войско. Дорога, хоть и не более часа, была трудной – слякоть и весенняя распутица. Благо хоть еще мороз поутру. Можно было поехать и по торговому тракту, но там снуют лазутчики императрицы, которая у единственных оставшихся каменных мостов по границе хартских земель ставит гарнизоны. Они пока немногочисленны, но от Городища и со стороны цитадели у Желтого озера, как только позволят дороги, прибудет многочисленная армия. Про то Тарин знал, знали об этом и в хартских землях и спешно готовились к войне, которая будет самой кровопролитной за все времена.
– То-то икербы возрадуются, когда мы тут изведем друг друга, – заметил Ванс, чья лошадь ехала рядом с лошадью Тарина.
– Возможно, они смогут отвлечь княжеское войско на юге.
– Княжеское… – хмыкнул Ванс, – где тот князь?
– Может, это все слухи, – пожал плечами Тарин и поднес руку ко лбу, всматриваясь в виднеющийся впереди Кузнечный каменок.