– Правда в твоих словах есть, – Тарин кивнул, помолчал немного под пристальными взглядами присутствующих, – да, я помог Талесу вернуться в Городище, служил и был верен ему до тех пор, пока не был изгнан им. Каждый из вас может спросить меня об этом, но потом, а сейчас я командую дружиной, благодаря которой в хартские земли не прошел ни один отряд иноземцев. На золото, что отбито у иноземных караванов, за зиму выковано оружие, изготовлены копья и стрелы. Это мои дружинники, сменив мечи на плотницкие топоры, помогали возводить укрепления! Но не об этом я хотел сказать.
– О чем же? – спросил уважаемый старейшина и кивнул, давая понять, что никто больше не должен перебивать Тарина.
– Люди ушли с северных земель, спасли себя, свои роды и, самое главное, не оставили в амбарах ничего! Фронт из-за болот сократился, теперь иноземному войску придется идти по пустым землям, ожидая боя, которого не будет, пока они не достигнут окраин Красного леса, где мои дружинники и крестьяне за зиму возвели пять острогов и… еще, в общем, работали.
– Наш народ благодарен тебе, Тарин, – сказал старейшина, обвел всех взглядом и громко спросил: – Примешь ли ты службу нашему народу?
– Я уже ему служу, – Тарин уважительно поклонился, – эти земли приняли меня, и мне некуда более идти, некого более защищать… я не владею никакими ремеслами, кроме ратного, и хочу спросить у Совета за себя и за дружину мою: примет ли хартский народ меня как воеводу и дружину мою для заступничества за земли хартские?
– Ты давно идешь по этому пути, – тихо сказал один согбенных старцев, что молча сидел чуть в стороне и внимательно слушал. Его лицо было разрисовано татуировками, одежды расшиты древними орнаментами, а в седые волосы вплетены разноцветные нити, – я видел подвиги твои в прошлом и вижу их в будущем! Моя утренняя песнь Большой луне была услышана предками, и мне был дан ответ…
Если кто-то из присутствующих и переговаривался до момента, когда хартский колдун начал говорить, то сейчас все замерли и, не моргая, внимали каждому слову. Выдержав паузу, колдун продолжил:
– Сказано было – придет человек с земель Трехречья и приведет с собой помощь с севера.
Колдун замолчал.
– Доверим ли мы службу ратную воеводе Тарину? – главный старейшина воздел руки к небу. – Доверим ли жизни наши и будущее родов наших?
– Доверим! Доверим! Доверим… – стали отзываться другие старейшины.
– Прими же, воевода Тарин, под воеводство свое весь оружный люд и веди наши земли к свободе и победе над врагом вероломным!
– Клянусь жизнью своей и памятью предков, что не посрамлю рода своего да умения ратного, до вздоха последнего буду предан земле хартской и люду, по ней живущему! – Тарин положил перед собой руки и наклонился к ритуальному костру.
После клятвы Тарина в шатре остались лишь главный старейшина, староста каменка, Дак и еще двое наемников из княжества, под чьим командованием было свободное ополчение. Начался военный совет, который продлился до позднего вечера. В шатер иногда приглашали гонцов, которые, получив устный приказ, вскакивали на коня и мчались прочь от Кузнечного каменка.
– Я готов съесть теленка! – Ванс подал вожжи Тарину, когда тот вышел из шатра, а по улицам каменка давно зажгли ночные костры.
– О многом надо было сказать, многое решить, – ответил Тарин, вскочив в седло, – поехали, я тоже голодный.
– Лагерь у посада начали ставить…
– Хорошо, сейчас поужинаем и спать, утром едешь на север с двумя тысячами дружинников и тремя сотнями хартских стрелков. Будете обживать остроги, да разъездами протоки и дороги перекрыть надо.
– Хмурый-то что такой?
– На совете колдун был…
– Да, видел его, и что?
– Он сказал кое-что про меня, но это он так думает, а по мне, так и не меня он видел в своих видениях.
– А кого?
– Помнишь, Никитин говорил, что помощь с севера придет?
– Да, было…
– Вот! – Тарин поднял к небу указательный палец, звякнув кольчужной перчаткой. – Ладно, поехали.
В ответ Ванс только хмыкнул и, почесав затылок, стеганул лошадь. Все остальные всадники, что стояли в оцеплении, двинулись следом.
