Костя усмехнулся – готовый план. Осталось его осуществить.
Вот только спешить не следовало. Бойцам Эйнара и гребцам Торира надо дать время привыкнуть к нему, а ему – примелькаться. Заодно и вызнать, как у них тут все устроено: сколько человек охраняют корабли на стоянке, сколько сторожат девушек, много ли дозорных выставляют.
Поэтому, когда представился случай, Костя шепнул Эльвёр:
– Завтра. Будь у самых дверей.
– Буду!
Поздно вечером суда каравана отшвартовались у пристани, к которой выходила не деревня, а богатая усадьба: несколько домов с пристройками, амбарами и прочим хозяйством окружал высокий частокол.
Здесь проживал крепкий хозяин – Чагод Шатун. Отец его был из варягов, а мать из колбягов. Говорят, тот варяг словил девицу в деревне «кулпингов», чтобы продать ее в Царьграде, да влюбился по дороге.
И так бывает – ехал с невольницей, вернулся с невестой.
У Чагода подросли шестеро сыновей, половина из них уже переженились, жили с отцом, так что было кому защищать усадьбу – по сути, крепость.
А Шатун не зря у самого берега поселился – купцов привечал, через них и товар сбывал да самих караванщиков потчевал за звонкую монету. Раскрутился, короче.
Эйнара Чагод сам встречать вышел, поприветствовал, в дом позвал выпить-закусить. Пешеход с приближенными не отказался, а остальные несли службу заведенным порядком.
Девушек-наложниц отвели в амбар, куда вскоре занесли пропитание. Лишь один воин сопровождал девиц, он же и охрану нес.
Товары перенесли на склад – еще один сторож. Двое охранников остались при кораблях – это было самое ценное имущество.
Бойцов покормили без изысков, но вкусно и сытно.
Погуляв по усадьбе, Костя выбрался к пристани, прошел к кораблям. Стражи скучающе глянули на него и отвернулись.
Тут и один из дренгов подошел, принес сторожам котелок с варевом да кувшин с питьем.
Покрутившись по причалу, Эваранди вернулся за ворота.
Собаки по усадьбе бегали здоровенные, но добродушные. Они не лаяли, но однажды Костя заметил, как один из псов насторожился, глядя в сторону леса, – видать, зверя какого почуял.
Шерсть на загривке у собаки дыбом встала, а утроба родила глухое рычание. Да-а… Не позавидуешь тому волку, который осмелится забраться в здешнюю овчарню, – так серого порвут, что из его дырявой шкуры и шапку не сошьешь.
Думая о своем, Плющ забрел в дальний угол владений Чагода и оказался у маленькой избушки, на пороге которой сидела древняя старушонка. Вероятно, приживалка.
– Что ищешь, касатик? – вкрадчиво спросила она. – Травку тебе каку сыскать противу хвори али зелье?
– Зелье? – механически повторил Костя.
– Зелье приворотное, снотворное, всякое. Сыпанешь одного – человек поживет с недельку, да и помрет, – старая ведьма хихикнула. – Другое девке подсыпешь, так она с истомы-то извертится вся, а подойдешь к ней – сама из рубахи выпрыгнет.
– Обойдусь. – Плющ подумал и сказал: – А вот снотворного… Дай-ка мне его.
– Сейчас, милок, сей момент…
Бабка засуетилась, сунулась в избушку свою, поклацала чем-то, погремела, пошуршала и вышла с маленьким сосудиком, резаным из дерева.
– Один дирхем с тебя, милок.
В поясе Костя и дирхемы носил, и даже пару динаров, так что заплатил.
– Держи, милок.
– А как принимать-то, ежели не спится?
– Нацеди капельку в воду, да и выпей. Не бойся, не воняет и вкуса в нем нету. Тут зелья много, ежели все вылить и сразу – десять человек уснут на всю ночь, не добудишься.
– Ага… Ну спасибо, бабушка.
– Ступай с миром…