новые воспоминания, залечить эмоциональный фон, воссоздать нормальное течение энергии в структурах тела. Тогда и только тогда, возможно, повторяю, возможно, Меган вернется к жизни. Но уже без тебя. В прошлом или будущем.
– Пусть так, но она будет жить…
Казалось, силы окончательно покинули сидящего на стуле наемника. Прижимая руку к животу, он смотрел в пол. Лицо сделалось пепельно-серым, неживым.
Взгляд Начальника стал хищным – коршун пикировал с высоты добивать. Сильные останутся, слабые уйдут.
– Ты доломал ее, и я не намерен тратить время на то, чтобы чинить сломанные тобой игрушки. Я не подбираю дерьмо за каждым, кто забыл вовремя включить мозги, а ты – забыл, и много раз. Ты не только не сделал нужные выводы вовремя, ты еще и поднял оружие на друга. Здесь, в стенах Комиссии. – Повисла тяжелая пауза. За окном стоял серый промозглый день, а внутри белели пустые стены кабинета; их свет отражала гладкая поверхность пустого стола. – Как думаешь, что за этим последует?
Дэлл не ответил. Зачем? Конечно… последует очередное наказание. Во рту горько, а в душе темно; наплевать, сколько их было и сколько будет. Вот только ничто не накажет сильнее, чем застывшие в памяти глаза.
И рука Баала, лежащая на ее плече.
Она не обвинит, не выкажет укора, стоя на коленях перед Карателем, ни разу не скажет: «Это все из-за тебя», – только он все равно будет знать. Всегда знать, из-за чего, а точнее, из-за кого все случилось. Здесь, сейчас и каждый день после того, как она уйдет, исчезнет из его и из своей жизни.
В следующую фразу Дэлл вложил всю искренность, все раскаяние, на которые был способен, расстелил их по полу, как ковер, и подложил под ноги Начальнику.
– Отпусти ее. Пожалуйста. Это всё, о чем я прошу.
Дрейк покачал головой; взгляд его остался таким же холодным.
– Скорее всего, ты будешь исключен из отряда, Одриард. Решение насчет нее я приму этим вечером. Это всё.
Начальник покинул кабинет; за его спиной хлопнула входная дверь.
Дэлл закрыл глаза и медленно привалился головой к стене. Он больше не слышал ни голосов, доносящихся из коридора, ни гула машин за окном, ни хрипящего дыхания, жаркого от лихорадки, ни стук собственного сердца. Казалось, оно остановилось при жизни.
Глава 12
Весь вечер его бросало то в жар, то в холод. Лагерфельд настаивал на госпитализации, Дэлл отказался.
Особняк (или то был издерганный болевыми спазмами разум?) наполнился кошмарами: на этой двери она рисовала пальцем сердечки, прежде чем уходила спать; рядом с бильярдной, за стеной, пустовал тонкий матрас; сложенное аккуратной стопкой белье лежало у изголовья. На кухне по утрам она готовила завтраки: заваривала кофе, выкладывала на тарелку теплые круассаны и исчезала до того, как он спускался из спальни. Поскрипывали по дорожке, ведущей к воротам, каблуки ее ботинок. Даже воздушные шары еще висели в гостиной – Дэллу не хватило сил снять их: слишком сильная боль накатывала каждый раз, когда он думал о том, что стоило бы прибраться, стереть следы былого праздника.
То был день, когда что-то еще можно было изменить.
Разливаемое по бокалам шампанское, веселые тосты, шутки, подарки… теперь он едва не хрипел, вспоминая это. Почему он не увидел цельную картинку раньше? Что и как теперь изменить, когда Меган находилась в одной из камер Комиссии, ожидая вынесения окончательного приговора?
Поздно. Слишком многое стало поздно.
Его исключат… это конец. Закономерный результат для того, кто не проявил должных качеств и не принял верных решений. Лаборатория под землей… он закроет ее. Ни разу больше не войдет. Покроются пылью колбы и мешки на полках, так и останутся лежать разложенные на столе детали, выдохнутся растворы.
Но конец проявит себя не только в этом: никогда и никому он уже не отдаст свое кольцо. Не посмеет, не захочет, не сможет. Потому что той, которой оно должно принадлежать, не будет существовать ни на одном из Уровней этого мира.
Слабак. Он слабак, Дрейк был прав.
Дэлл поднялся с кресла, подошел к стене и прижался лбом к холодному металлу «Брандта». Какое-то время стоял, ощущая, как в кожу вдавливается дуло, – пустой, осиротевший, выпотрошенный словами Начальника и горем, – затем медленно отступил и осел на ковер.