смотрит на мага, и взгляды их сцепились в невесомости, сплелись в тугой канат. Отведи глаза – и рухнешь в бездну…
– Никого здесь нет, – словно издалека теперь доносится завораживающий, обволакивающий слабостью и апатией голос. – Ничего здесь нет. И «здесь» тоже нет. И «сейчас»…
Что-то шевельнулось в сознании. Воспротивилось нелогичности подобных утверждений. Захотелось вырваться из-под полога зачаровывающего голоса, из сетей неотрывного взгляда… И ничего не получится. Нельзя.
– Подними правую руку, если готов идти.
«Куда?» – подумал Джек, но вопрос этот тут же сделался несущественным. Рука поднялась сама собой, медленно и невысоко, и так же медленно опустилась на подлокотник кресла.
– Хорошо… А сейчас мы вернемся с тобой в тот день, когда ты умер.
«Я не умер!» – воскликнул Джек протестующе. Но из горла не вырвалось ни звука.
– В тот день, когда ты умер, Эйден.
«Я не Эйден!» – забилось внутри.
Не Эйден! Не умер!
Вырваться. Сбежать из пустоты. Вернуться в стертую комнату, где Эби, Адалинда, озлобленный повар и кошка-фамильяр. Не получится ничего – ну и пусть. Все равно он ничего не видел тогда… Другой не видел. Дым. И вспышку…
– В тот день мэтру Дориану принесли посылку. Помнишь? Большой ящик. В дверь позвонили… Звонят, слышишь? Где ты в этот момент?
– Я…
«Разве я?» – спросил себя Джек, умолкнув, едва начав говорить.
«А разве не ты?» – усмехнулся другой.
– Я в библиотеке. – Он расправил плечи, откинулся на спинку кресла. Оглядел высокие книжные шкафы, выросшие вокруг него. Потянулся к бокалу с бренди. – В библиотеке. Один. Мне нравится быть одному…
– Но в дверь позвонили.
– Позвонили, – повторил он равнодушно, услыхав трезвон дверного колокольчика. – Я выглянул в холл, посмотреть…
…На девушку, которая выйдет открыть дверь. Но появилась та, из агентства. Агнес, кажется…
– Выглянул посмотреть, кто пришел. Увидел ящик. Мне показалось, что это смешно.
«Так мило, – сказал он Дориану. – Иным доставляют на дом молоко и фрукты, а вам шлют трупы».
– Смерть – это забавно, правда? Никогда не приходит, когда ее зовешь. А захочешь спрятаться – тут же отыщет. Но явится совсем не оттуда, откуда ты ее ждешь.
– Забавно. – Маг, чей голос прорывался сквозь дымную завесу времени, будто бы соглашался. – Что было после того, как ящик внесли в дом? Его открыли?
– Не при мне. Я вернулся в библиотеку.
– Зачем?
Действительно, зачем? Какие-то бессмысленные действия. Бессмысленные слова, хаотично разбросанные по страницам книг. Солнце сквозь занавески. Пылинки, повисшие в разделившей комнату полосе света. Желтые блики в бокале…
– Вспомни, Эйден. Вспомни. Что ты делал? О чем думал?
– Я… злился…
– Почему? Или на кого?
– На Джека. Дориан поручил мне заниматься с ним, учить писать и читать, играть в шахматы, а эта безмозглая железяка то и дело сбегала от меня…
«Лжец», – подумал Джек, заглядывая в библиотеку, где другой, развалившись в кресле, уставившись в одну точку, цедил бренди, сжимая бокал так, что пальцы побелели, а стекло, казалось, вот-вот расколется.
Да, он был зол. Но не на него – о нем он и не помнил тогда. На новую служанку, смазливую и вежливую до оскомины. На примелькавшийся ее белый чепец, заискивающую улыбку и пережженный кофе, от которого горчило во рту. На Дориана, обещавшего еще в начале недели съездить в полицию и уладить вопрос с Эбигейл, но так и не вылезшего из своей проклятой лаборатории. На саму Эби, за то, что она оставалась еще в этом доме. Оставалась, но кофе больше не варила. И за столом не прислуживала. А при встрече держалась почтительно и ровно, лишь глаза прятала, в которых ни ненависти, ни даже обиды – тоска. И жалость. Не к себе – к нему. Жалость эта злила сильнее прочего…
«Лжец», – повторил Джек.