пронзительно смешалось, и кровь вскипела, словно магнитом тянуло придвинуться, ощутить его силу, вновь почувствовать его внутри. Желание распирало, требовало действий.
Прерывисто дыша, я запустила руку под одеяло и, обмирая от нелепой и приятной тревоги, потянулась к паху Саги. Член был упруго-мягким, тёплым и гладким, я обхватила, провела к основанию, обратно, и он твердел в моей ладони, выпрямлялся. Нет, в бордель не отдам даже ради безбедной жизни. Моё.
Я искоса глянула вверх. Лицо Саги оставалось безмятежным, но едва замедлила ласку – он толкнулся навстречу, и меня окатило жаром.
– Возьми меня, – глухо, сипло прошептала я, и сиплость отозвалась возбуждающей дрожью. Член в руке стал совсем твёрдым, горячим, я придвинулась ближе.
Саги открыл глаза, его рука скользнула по моему затвердевшему соску, коротко сжала грудь – волна мурашек ринулась вдоль спины – и нырнула под одеяло, зарылась в волосы на лобке, двинулась ниже. Я зажмурилась. Пальцы легко скользили по влажному, дразнили. Звуки тонули в шуме моего дыхания.
Один замирающий удар сердца – и я на спине, ноги раздвинуты, а в следующий миг медленное чувственное проникновение приятно теснило внутренности, и стон опять прорывался сквозь губы. Медленно, слишком медленно, слишком дразняще и многообещающе – я качнулась навстречу, поторапливая. Саги рванулся внутрь, наваливаясь на меня. Судорожной волной покатился жар, и я застонала, стискивая крепкие ягодицы Саги ногами, заставляя протолкнуться глубже.
– Удивительно, как ты дотерпела до своего возраста с такой страстностью, – прошептал Саги, и от моего уха по коже поползли мурашки.
«Аппетит, похоже, приходит во время еды… или еда слишком хороша», – обхватив Саги за плечи, я запустила в совершенную, гладкую кожу ногти, рывками, в такт толчков, выдыхая:
– Име-ешь что-то про-тив?
Кровать взвизгивала от резких движений. Похоже, Саги был не против. Я цеплялась за него, ощущения были другими, чем на столе или четвереньках, – более медленными, что ли? И жарко волнительно было под тяжестью сильного тела. Я, зарываясь пальцами в волосы Саги, отчаянно прижимала его к себе, двигалась навстречу, закусывая губу, чтобы не орать ему на ухо.
Не орать было тяжело – меня всю переворачивало, выгибало и перетряхивало от каждого толчка. Опираясь на локоть, продолжая размеренно вдавливать меня в протяжно скрипевшую постель, Саги провёл пальцем по моим губам, размыкая, порывисто шепча:
– Кричи.
Ну это пожалуйста! Дикий скрип постели утонул в моих стонах. Дыхание Саги обжигало висок, внутри было горячо и хорошо, пальцы и ноги рефлекторно сжимались.
– Кричи.
Толчки участились, стоны превращались в короткие вскрики, и в груди вибрировало. Дыхания не хватало, я снова цеплялась за плечи Саги, погребённая под ним.
«Кровать развалится…» – мысль сгорела в удовольствии очередного толчка. Но ощущение угрозы падения осталось. Каждый стон дерева напоминал, распалял предчувствием страшного – и сильнее хотелось отдаться ощущениям. Я захлёбывалась криками, и по телу побежали волны горячих спазмов, ослепляя и оглушая.
Замедлившись на несколько мгновений, Саги продолжил двигаться. Каждое прикосновение, давление – всё отдавалось пугающе острым возбуждением, казалось, я сойду с ума от резкости ощущений. Сердце сбивалось, навернулись слёзы. Саги содрогнулся, рыча мне в ухо, – я облегчённо выдохнула. Когда слишком хорошо – это тоже может пугать.
Тёплая пульсация сошла на нет, Саги потянулся в сторону, но я крепче обхватила его за шею:
– Полежи так, пожалуйста.
– С удовольствием, – прошептал он.
Истома растекалась по мышцам. Я дрожащими руками провела по плечам Саги – все во влажных выпуклостях царапин. Внутри похолодело:
– П-прости.
– Ничего страшного, – прошептал Саги, поглаживая меня по макушке. – Всё хорошо.
Под ним действительно казалось, что всё хорошо. Всё-всё. Я прижалась губами к ключице. Разгорячённая кожа пахла приятно, глухой перестук наших сердец сливался.
«Он же гомункул, всего лишь гомункул», – тревога, почти ужас, тянула меня прочь, спрятаться, не чувствовать этого тепла…
