И не то чтобы обидно, но неприятно мне все же стало.
— А зачем так?
— Не хотелось, чтобы и в реальности твой светлый образ омрачала непригль-лядная некромантскай-я суть. — Теневая смачно обсосала кость и отложила ее на тарелку, чтобы потянуть на себя обжаренное крылышко, обильно политое соусом. — Он и так вздрагивает всем телом, когда видит тебь-бя в сновидений-ях.
Неожиданное, но чуть-чуть приятное открытие подтолкнуло меня на вопрос:
— То есть я ему снюсь?
— Дя, й-явль-ляешьсь-ся в кошмарах.
Мое желание есть пропало окончательно, и я даже понять не могла, почему. Ведь и оскорблял, и унижал, и за руки хватал грубо, а еще за шею, обвинял в чем ни попадя, выломал в мою комнату дверь, ванной пользовался без спроса, бессовестно читал тетрадь. И ни разу не извинился и за куку не поблагодарил ни тогда, ни сегодня. Губы изранил, смутил и возмутил, но о словах благодарности даже не вспомнил. И после всего я еще расстраиваюсь, что лишь в кошмарах ему снюсь?!
— Что случилось? — Встревоженная нежить смотрела на меня, вопросительно вскинув бровки. — Расстроилась, — проницательно заметила она и улыбнулась, — а зрь-ря, он же совсем скоро будет по всей академии тебь-бя искать!
— Вот еще! Зачем?
— Из-за резерва. Посчитает, что ты и есть источник силы.
Что-то не нравится мне эта ее ухмылка.
— А на самом деле?
— Источник в нем, — ответила кука и целиком проглотила куриное крылышко. — Просто активирует его хозь-зяин накалом чувств, положительным в случае с тобой… — задумалась на мгновение и внесла поправку: — В случае с дарителем.
— И отрицательным, в случае со мной, — вспомнила я слова Сули о скрытых потенциалах многоликого племени. Со вздохом продолжила завтрак, который был уже даже не обед, но все еще не ужин.
И не успела я съесть и половины, как в столовую ввалился Бруг, сам на себя не похожий. Помятый, бледный, с парой травинок в темных волосах и цепочкой темных пятен, ползущих из-за ворота мундира до самого лба. Определенно, это была свежепоставленная метка мстительной Кудряшки, и значение ее мне неведомо. А в это время оборотень, обозрев помещение ищущим и не находящим красным взглядом, обреченно вздохнул и уже думал уйти, как вдруг объевшаяся и довольная жизнью нежить махнула ему ухом.
— Ку-ку, мы здесь!
— Нашлась! — воспарил духом Кардинал разбитых сердец и, пошатываясь, направился в нашу сторону. Хорошо его измучила Крэббас, еле ходит.
— Сумерька, ненаглядная, золотце бесценное, солнышко нежное, ласточка стройная, рыбка отважная, — шептал он на каждом шагу. Дошел, пополнив мой словарный запас новыми вариациями обращений, опустился на стул рядом и взмолился: — Наминочка, милосердная, помоги.
— Как?
— Сними это!
— Хорошо. Что «это»? — спросила я. Если ему и надоело быть застрявшим в обороте, то я еще не готова помочь. До сих пор не попала в теплицы, чтобы взять нужные ему компоненты.
— Да вот это. — Тугго указал на украсившую его цепочку темно-красных пятен.
— Я поняла, о чем ты говоришь. Но не понимаю, что это за синяки. Какова их природа? Это магия?
— Это?! — На моем плече мгновенно оказалась ощутимо потяжелевшая кука, которая с высоты своего положения деловито сообщила: — Это засос. Отметина на теле, вызванная поцелуем, сосанием или слабым укусом.
На последнем слове Бруга передернуло, и теневая ехидно заметила:
— Н-дя Олли всегда умела изобретательно мстить, с самого своего рождений-я.
— А что, плохие отметины? — удивилась я.
— Ужасные! Сними их! — потребовал оборотень, на что нежить хитро прищурилась и щелкнула хвостом.
— Да ладно, когда ты невинных так зацеловывал, то считал иначе.
Бруг аж воздухом подавился, покраснел и напрягся, а я не вынесла пытки любопытством.
— Да что эта метка значит?!
— Потерь-ря невинности, — тонким голоском пропела нежить.
