Выцедив нежданно вкусное лекарство мелкими глотками, глава Русской православной церкви посидел пару минуток в полнейшей недвижимости.
– Сколько мне осталось, Митя?
Убрав от глаз непослушную прядку волос, целитель уклончиво ответил:
– Все в руце Его.
По-доброму рассмеявшись, иерарх согласно кивнул:
– Устами твоими глаголет истина. Но все же хотелось бы отправиться на суд божий, не оставив за собой незавершенных дел.
Собирая и укладывая в шкатулку полупустые стеклянные колбочки, молодой Рюрикович едва заметно кивнул, показывая тем самым, что вполне понимает архипастырские резоны. Вот только раскрывать сокровенное все равно не стал, потому что в митрополичьи покои пожаловал вначале служка, а следом за ним и Мишка Салтыков, который (предварительно испросив и получив архипастырское благословение) тут же склонился к уху своего царственного господина.
– Отче, могу ли я заказать Якопу Фрязину твою парсуну? Славный бы вышел подарок батюшке на Рождество Христово.
Понятливо смежив веки, архипастырь Московский и всея Руси не удержался и переспросил, а точно ли успеют нарисовать его портрет к названному сроку?
– Не получится на Рождество, так подождем до Пасхи[105]. Но вряд ли…
Приняв благословение, царевич тотчас покинул митрополичьи покои в Чудовом монастыре, оставив хозяина одновременно и довольным, и сильно озабоченным.
«Ну да, мне бы кто в свое время сказал, что всей жизни осталось – от трех месяцев до полугода. Я бы тоже и задумался, и озаботился. М-да, интересно, как-то там мой домик в деревне поживает? Наверное, никак – отсырел, покосился, пропитался запахом плесени. Любовно собираемую библиотеку соседи растащили на растопку да в сортиры, если только офицер-наследничек ее раньше на макулатуру не сдал. Стекло с теплиц точно разворовали. Яблоньки одичали, грядки сорняком поросли, колодец высох или его тиной затянуло…»
От воспоминаний и самих мыслей о прошлой жизни настроение Дмитрия, и без того застывшее на нижней отметке, испортилось еще сильнее, а тут еще и Салтыков за спиной чуть не лопался от едва сдерживаемых эмоций.
– Сколько ногаев прибыло?
– Двое мурз из тех, что клятву давали, при каждом десяток оружных нукеров. Воевода белгородский на них подорожную скопом выписал, а для пущей надежи и порядку отрядил полусотню детей боярских в сопровождение. От него же привезли роспись освобожденных полоняников да грамотку с перечислением табунов и отар, коими кланяются мурзы за свою свободу и здравие.
Слегка отставив в сторону руку, царевич шевельнул пальцами. Затем еще раз, более нетерпеливо, но сын оружничего лишь виновато поклонился, признавая за собой оплошку:
– Грамотки дьячок приказной взял. Как и список меховой рухляди, казны золотой и серебряной и иного прочего, что привезли басурмане с собой.
Одним лишь взглядом выразив подручнику свое недовольство, первенец великого государя отослал его прочь, за плотное кольцо чернокафтанной стражи.
«А вот и они, победители в увлекательной игре на выживание! Настоящие специалисты по части удавить и отравить ближнего и дальнего своего, профессиональные параноики и безжалостные властолюбцы… Ай хороши, красавцы!!!»
«Красавцы» на первый взгляд совсем не производили впечатления: лежали себе смирнехонько на носилках между двух коней, дышали кое-как, временами подергивались, а иногда даже позволяли себе и поскрипывать зубами. Одним словом – дряхлые развалины, а не гордые степные князья. Но!.. Первое впечатление, как известно, бывает обманчиво, и на самом деле конкретно эти ногайские вожди являлись очень незаурядными личностями. Доказательством тому служила судьба остальных родовых и племенных вождей, отпущенных за выкупом после принесения клятвы наследнику престола Московского – их родственники и ближнее окружение посчитало, что проще и выгоднее устранить неудачливых вождей, нежели платить столь высокую цену за их жизнь и свободу. А вот Дышек-мурза и Ахмад-мурза изначально не были согласны жертвовать собой ради общего блага, отчего и вырезали всех возможных «доброжелателей» сразу по возвращении в родное кочевье, а их имуществом пополнили свою изрядно оскудевшую казну. Тем более что оное им изначально не принадлежало, а значит, при исчислении выкупа можно было его и не учитывать…
– Долгие лета государю-наследнику!
Стоило Дмитрию остановиться у конных носилок, как рядом моментально образовался постельничий дьяк с небольшим блюдом, на коем и обнаружились аккуратно разложенные грамоты с перечнем почти добровольных пожертвований в царскую казну.
