рассмешить. Марина тоже похлопала на него ресницами. И посмотрела искоса – тоже как в детстве, когда они играли в пиратов и пленниц. И, увлекшись, не заметила, как рядом оказались другие селки. С виду такие тяжелые и неуклюжие, морские котики двигались на диво быстро и неслышно. Сразу несколько усатых морд ткнулось ей в ноги, в живот, кто-то пощекотал усами руку.
Она даже вздрогнула от неожиданности, но пересилила себя. Погладила ткнувшуюся в руку мохнатую морду.
– Они… красивые, Генри.
Котик лизнул ее пальцы и посмотрел в глаза с немым вопросом: «А мне конфету?» Марина, устав удивляться, протянула котику леденец. Неужели и правда съест?
Съел, облизнулся и перевернулся на спину, похлопывая себя ластами по животу и издавая что-то среднее между кашлем и похрюкиванием. Смеется?
Марина взглянула на Генри – он тоже смеялся. Весело и совершенно беззвучно. А еще один котик заглядывал в корзинку и любопытно шевелил усами, кидая на Марину невинно-лукавые взгляды.
– Они… голодны? – И снова, в который уже раз, противно сжалось сердце. Как же некстати!
Генри посмотрел на нее удивленно и немного обиженно:
– Они не голодны. Ты им нравишься, и они хотят поиграть. Почему ты нас боишься?
О, все морские твари и Дэйви Джонс в придачу! Он все же обиделся! А Марина не представляла, как объяснить, что до сих пор видит во сне ту волну и как наяву слышит предсмертный вой Фитиля. Да и нужно ли объяснять? О Фитиле никто не плакал, все предпочли его забыть. Но что сказать брату?
«Правду, как раньше», – подсказал холодный голос то ли внутри Марины, то ли где-то в море.
– Боюсь, что захотят съесть меня, – призналась Марина. Тут же стало легче, и мысль эта показалась такой глупой, что и подумать смешно.
– Съесть тебя?.. О… – Генри с очень серьезным видом повернулся к ближайшему котику: – Ффайн, ты хочешь съесть мою Марину?
Котик сделал жалобные глаза, помотал головой и попытался закрыть ластами голову.
– А ты, Нерис?
Другой котик встопорщил усы, зевнул и отвернулся, мол, я такой ерундой не занимаюсь.
А Генри обернулся к Марине, покачал головой.
– Мы не едим маленьких девочек, – сказал он тоном заботливого брата-зануды.
– Мы ровесники! – привычно возмутилась Марина и наконец поверила, что все хорошо. Селки любят ее. Этот юноша, так похожий на отца, по-прежнему ее Генри. Ей все удастся.
Она, уже сама, обняла брата и уткнулась носом в его плечо. Он пах морем, молоком и лакрицей, и все это было так уютно, правильно и невообразимо приятно.
– Я хочу, чтобы ты помог мне, Генри.
– Конечно, моя Марина, я помогу. – Генри погладил ее по голове и поцеловал в висок. – Я всегда с тобой.
– Я хочу отомстить сэру Валентину. Ты знаешь, кто это?
– Нет. Расскажи мне. – Генри потянул ее присесть на плоский камень, где уже грелся на солнце огромный седой зверь. Его шкура была мягкой и теплой, и к его боку было очень удобно прислониться спиной.
– Это новый муж леди… нашей матери. Отца казнили шесть лет назад, – пояснила она, видя непонимание в глазах брата. – И в Торвайне теперь новый герцог. Он отправил меня в монастырь. Он приказал уничтожить кромлех, Генри. Ты помнишь древний кромлех?
Генри помрачнел, на скулах заходили желваки.
– Я помню. Почему монастырь? Что ему сделал кромлех?
Марина запнулась. Как объяснить это брату? Наверное, он помнит все, что им рассказывал отец, но когда он ушел в море к селки, ему было всего семь лет… Понимать бы, какие они на самом деле, эти селки! Как думают, чего хотят. Как говорить с ними, чтобы они поняли?
– Он хотел отдать меня в монастырь потому, что боялся. Я наследница Торвайна. Он хочет править сам и оставить герцогство своим детям. А еще он боится народа холмов. И моря. Он думает, если уничтожить кромлех, народ холмов потеряет силу.
Она перевела дыхание и вгляделась в глаза Генри – понял ли? И едва не отшатнулась в испуге. Там, в глазах брата, набрякли свинцовые тучи и сверкали гневные молнии.
– Я никому не позволю тебя обижать. – в его голосе послышался рокот бури, и казалось, вот прямо сейчас ему отзовется море,
