Сэр Валентин буркнул что-то невнятно-злобное, но Марина не стала слушать.
– Вы совершили несколько проступков, которые требуют наказания, сэр Валентин. Первое: вы пытались избавиться от законной наследницы Торвайна, что свидетельствую я, Морвенна Лавиния Торвайн. Второе: вы приказали уничтожить священный кромлех, чему свидетели… – Марина оглядела внимающую ей толпу, отметила бегающие глаза одного из раненых дворян, – народ холмов, отец Клод и вот этот человек.
Дворянин позеленел и попытался отступить за своих товарищей по несчастью, отец Клод упрямо выпятил подбородок, а сэр Валентин ожег Марину ненавидящим взглядом и впервые сумел произнести что-то внятное:
– Суеверия противны Господу!
Марина лишь покачала головой: такая приверженность заблуждениям достойна уважения. Но не прощения.
– И третье. Вы держали в темнице целителей, а ведь всем известно: прорицатели и целители неприкосновенны в Торвайне! Древний народ покарал бы за это смертью! И я не присвою себе их право – решать вашу судьбу.
Марина помолчала два удара сердца, оглядывая толпу поверх головы сэра Валентина и отгоняя прочь сомнения: то, что они молчат и не поддерживают свою госпожу, ничего не значит. Они просто перепуганы и еще не поняли, что она вернулась лишь для того, чтобы заботиться о них. Так, как завещал их любимый герцог Джеффри.
Отец бы не сомневался ни секунды, прежде чем огласить справедливый приговор. Она тоже не будет сомневаться.
Марина повысила голос, обращаясь к толпе поверх головы приговоренного:
– Пусть море решит, жить ему или умереть! Протащить его под килем! – и опустила взгляд на сэра Валентина. – Если выживете, значит, древний народ простил вас. Тогда, клянусь душой, я отпущу вас, и никто из моих людей не причинит вам зла! – Марина вскинула руку. – Смолли! Вайн! Сопроводите сэра…
Ее прервал властный, звучный голос отца Клода:
– Стойте! – Сутана взметнулась вороньими крыльями, отец Клод растолкал толпу и загородил сэра Валентина собой. Поднял распятие…
Марина едва удержалась, чтобы не вздрогнуть. Слишком свеж в памяти был этот голос, слишком она привыкла, слыша его, сбегать и прятаться.
Но не сейчас. Той девочки, что боялась костра и проклятий, больше нет.
Она нарочито спокойно перевела взгляд на отца Клода. Мельком подумалось: «Родиться бы вам на несколько веков раньше! Стать рыцарем Храма, биться с сарацинами и зваться Амрой за безумную отвагу. Вот тогда бы вы прославились в веках. Но вы выбрали не того врага, отец Клод».
– Отойди! – велела ему Марина.
Ах, какая ненависть полыхнула в этих глазах! Где же ваше смирение, святой отец?
– Ты не посмеешь погубить душу герцога! – «Дьявольское отродье» на этот раз не прозвучало вслух, но слышалось так же ясно, как всегда. Смирению отец Клод так и не научился. – Ты должна позволить мне исповедовать…
– Нет. Ты поздно вспомнил о долге. Мне ты не дал последнего утешения!
Смолли с Вайном, очухавшись, схватили отца Клода за руки и потянули назад; еще несколько матросов начали приготовления к казни – потянули веревки через рею. Валлийцы и англичане на них не смотрели, все взгляды были прикованы к Марине и отцу Клоду.
– Господь покарает вас, безбожники! – Голос священника зазвенел праведным негодованием.
«Проклятый фанатик! Ты никогда так не заступался за меня! Почему эта жаба угоднее Господу, чем невинная девочка?! Да провались ты!..»
– Не слишком ли много ты на себя берешь, указывая Господу, кого карать? – Голос Марины тоже звенел, но от ненависти и обиды.
Отец Клод, как всегда, пропустил ее вопрос мимо ушей.
– Справедливости! – заорал он, перекрикивая шум волн. – Именем Господа нашего требую – дай мне исполнить мой долг перед герцогом!..
– Исполняй! – рявкнула Марина и, воспользовавшись мгновением его замешательства, приказала: – Под киль обоих! Пусть святой отец проводит своего герцога в ад самолично!
На миг повисло мертвое молчание: ни отец Клод, ни слуги герцога, ни даже команда «Розы Кардиффа» не могли вот так поверить, что Марина приказала казнить священника. Она и сама не совсем верила. Даже совсем не верила, и все это казалось уже не триумфальным возвращением домой и торжеством справедливости, а кошмарным сном. Может быть, она сейчас проснется?..
