Но вместо того чтобы проснуться, она рявкнула на матросов:
– Что встали? К делу!
– Ты не посмеешь… – неверяще прошептал священник. Но стоило Вайну и Смолли накинуть на него канат и потащить к рее, поверил и заорал: – Ты – чудовище! Будь ты проклята! Тебе не обрести покоя и прощения! Только кровь и ненависть! Навсегда, для всех – чудовище! Проклина…
Вопль священника оборвал Нед. Простой валлийской зуботычиной. Но его подхватила рыжая девица в побрякушках.
– Чудовищем быть тебе до тех пор, пока не станешь супругой феникса! Да будет свидетелем море! – прокричала она, сорвала с шеи какую-то побрякушку и с размаху кинула за борт.
По толпе прокатился вздох, и за спиной Марины кто-то сдавленно ахнул.
«Кажется, ведьма вмешалась вовремя, так что проклятие можно будет снять, – отстраненно подумала Марина. – Вот только сон становится слишком кошмарным. Казнь священника, проклятие, ведьма… все это на самом деле? Со мной?! Господи, дай же мне проснуться!»
Проснуться снова не получилось.
Марина рывком повернулась – словно не сама, словно ее кто-то дернул за веревочку. Толпа испуганно подалась назад, кроме рыжей ведьмы, прямо встретившей ее взгляд. И… леди Элейн!
– Ты… – начала леди, делая полшага вперед и уже не глядя, как ее супруга и ее духовника привязывают к веревке, протянутой под килем.
«О леди Элейн, вы хотите отправиться за мужем, как примерная жена? Прекрасно! Море примет и вас, море принимает всех!» – уже готова была ответить Марина так, как ответил бы на ее месте брат Генри. И что-то, наверное, было в ее лице такое, от чего леди замешкалась. Но только на мгновение.
– Ты, – повторила леди негромко, но услышали ее все. – Ты, что когда-то была моей дочерью… молю и заклинаю, пощади людей Торвайна и благослови моих детей!
Марина едва не отшатнулась.
«Гадина, лицемерная сука!
Благословить?! Хочешь, чтобы твоих детей благословило чудовище? Видно же, ты согласна с отцом Клодом, ты всегда была с ним согласна, что твоя дочь – отродье нечистой силы! А теперь решила откупиться? Как раньше оставляли детей древнему народу, чтобы задобрить?
А вот не будет по-твоему, леди!»
Криво усмехнулась:
– Непременно благословлю, леди Элейн.
И отвернулась к своим матросам: те уже подвесили сэра Валентина и отца Клода вниз головами над бортом и готовы были тянуть канаты.
– Начинайте, и да решит море их судьбу!
Матросы с хеканьем дернули за канат, два дергающихся тела ухнули в воду… Что было за бортом, Марина не смотрела. Она и так знала. И почему, едва тела скрылись в волнах, тянущие за канат матросы повалились на палубу, а мокрый обрывок каната вылетел из воды и шлепнулся на них… Не обрывок. Обкусок. Можно было ставить грош против сундука Дэйви Джонса, что канат перекушен острыми зубами селки.
Зато она смотрела на пленных. Больше она не хотела называть их своими людьми. Ее люди – команда «Розы Кардиффа», остальные – чужаки. В широко раскрытых глазах плескалось любопытство пополам с ужасом и благоговением. Ужас перед ней, благоговение перед морем. И ни капли сочувствия бывшему господину. Люди Торвайна отвернулись от нее, как и от сэра Валентина. А до того – от отца. Что ж, она запомнит, что никогда нельзя доверять предавшим однажды.
Мстить она не станет. Но и заботиться об этих людях – тоже.
– Воля моря свершилась, – негромко сказала она и кивнула Неду: – Приведи детей.
С удовольствием полюбовалась на подрагивающие губы леди Элейн. «Значит, вас все же можно задеть, герцогиня. Прекрасно. Просто прекрасно. Но не думайте, что на этом все. Вы хотели благословения своим детям – вы его получите. Только не так, как хотите».
Дети оказались… совсем дети. В светлых нарядных одежках, голубоглазые, с рыжеватыми кудряшками и тонкой нежной кожей. Почему-то Марине казалось, что они должны быть непременно похожи на сэра Валентина или на леди Элейн, но они были похожи только сами на себя. И вовсе не боялись ни толпы, ни страшного одноглазого Неда, который нес их непонятно куда, ни грозного
