– Ну и что же в нем такого особенного? Лучшие группы вселенной дают благотворительный концерт?
– Всего одну пьесу. Полагаю, выступит дитя – лучший учащийся церковной школы. Он сыграет на инструменте, который называется «лассиматор». Это что-то среднее между флейтой, блок-флейтой и диджериду[1].
– И оно издает прекрасную музыку?
– Самую прекрасную.
– Хорошо, – сказала Донна, увидев, что зал стал темнеть, – давай заценим.
Не последовало ни объявления, ни какого-либо вступления. Просто сцена осветилась прожекторами и вперед медленно и неуклюже вышла странная фигура.
– Ты же сказал, что будет ребенок, – прошептала Донна.
– Его зовут «Дитя Музыки», – ответил Доктор. – Наверное, я не вполне ясно выразился.
– Тшш! – шикнул кто-то позади Донны.
– Шикайте про себя, – ответила она громко через плечо. – Здесь, между прочим, музыку слушают!
На сцене меж тем согбенный грузом прожитых лет старик с седыми волосами, еле прикрывающими пятнистую голову, поднес длинную деревянную трубу к губам и выдул из нее первые звуки.
Когда он закончил играть, в зале повисла абсолютная тишина. Публике понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя, после чего грянули аплодисменты.
– Это было… – Донна покачала головой – она не могла подобрать слов, чтобы описать услышанное.
– Правда же? – спросил Доктор. – Это Самая Прекрасная Музыка – по-другому и не скажешь.
– Просто фантастика!
– Сейчас всего лишь антракт. Вторая часть будет еще более потрясающая. И если нам по-настоящему понравится, – голос Доктора понизился до шепота, – то мы сможем послушать ее еще раз через десять лет.
Они прошли по проходу между рядов кресел, влились в общую толпу и вместе с ней покинули огромный сводчатый зал, оказавшись в фойе. Монахи и священники Церкви Высокого Превознесения стояли у дверей и кланялись всем выходящим. Лица их были скрыты под тенью тяжелых капюшонов.
– Направо, – сказала Донна, осматривая толкающуюся массу из людей и других форм жизни, которая кипела вокруг. – Я уже тут немного освоилась. Раздобудь денег, и я куплю нам мороженое.
В дальнем конце фойе оказался магазин подарков, зайдя в который Доктор принялся с интересом разглядывать маленькие пластиковые лассиматоры и эластичные резиновые фигурки, изображающие Дитя с инструментом. Там же были открытки с изображением наружной стороны Церкви Высокого Превознесения, дрейфующей на своем маленьком острове посреди Петронического океана, а еще – гравированные стаканы и обычные путеводители.
Но что по-настоящему привлекло его внимание, так это огромная подарочная книга с фотографиями, снимавшимися на всех концертах на протяжении нескольких сотен лет. Уголки страниц были загнуты, а корешок немного ободран. Из-за этого она продавалась вполцены.
– Что-то интересное? – спросила Донна, подав Доктору картонный стаканчик с чем-то холодным светло-зеленым внутри. – Не знаю, что такое «миндоролан» и «яниссари», но это все, что там оставалось.
Доктор поставил стаканчик с мороженым на ближнюю полочку и показал Донне иллюстрации.
– Триста двадцать лет назад, – пояснил он, – самый первый концерт.
– Здесь же действительно ребенок, – удивилась Донна. – Ему не больше шести лет. Так вот в чем дело. Называть музыканта «Дитя Музыки» – это старая традиция…
– Не совсем, – ответил Доктор, перевернув страницы. – Десять лет спустя он уже подросток. А еще через десять лет – ему двадцать с лишним.
– Значит, ему разрешили сыграть еще, – сказала Донна с полным ртом мороженого.
– И еще, – Доктор переворачивал страницы.
Донна прекратила ковырять ложкой в стаканчике.
– Он становится все старше.
Доктор кивнул, продолжая пролистывать страницы.
– Все старше и старше. И продолжает стареть.
– Это одно и то же дитя! Все эти годы… века. Бедный человек. Он, наверное, сейчас такой старый…
Звон колокола возвестил о скором окончании антракта. Доктор поставил книгу обратно на полку.
– Хочешь мое мороженое? – спросил он Донну. – В меня что-то не лезет.
Донна поставила свой стаканчик на полку рядом со стаканчиком Доктора.
– В меня тоже.
Доктор был прав – музыка во второй части оказалась еще более прекрасной. Но если до этого Донна ощущала бодрость и
