грабить? Зато стало понятно, почему предлагал за наём такие большие деньги. Всё равно платить не собирался. Во-вторых, охранники и возницы обеих карет. В-третьих, один из гонцов. Совсем не пострадали только мы и цыганский табор. Последнее исключительно потому, что на фиг не были нужны даже бандитам.
И именно они стали теперь главной проблемой. Во время боя повыскакивали из своих фургонов и сидели тихо как мыши, а только опасность миновала, первыми бросились собирать трофеи. И не в общую кучу, чтобы потом честно поделить (такое поведение от не участвовавшего в бою, но желающего внести хоть какой-то вклад, нормально), нет, тащили всё исключительно себе. И если бы обирали только трупы бандитов. Так ведь нет, по-хозяйски залезли в телеги фальшивого купца и что-то там перебирали. И апогей – пытались тащить имущество из карет у семей, оставшихся без защитников.
Я был зол. Очень зол. Во-первых, на купца, который так подло нас всех обманул. Во-вторых, на разбойников, у которых почти получилось. И самое главное – на себя за то, что совершил такое количество глупых ошибок. А тут ещё полный аналог земных цыган, как по их повадкам, так и внешне. Им не повезло. Бояться надо было не бандитов, а меня.
– А ну прекратить! – рявкнул я.
Никакой реакции.
– Прекратить немедленно!
Опять ноль внимания. Ну что ж, сами виноваты. Как говорил великий американский философ Аль Капоне, добрым словом и пистолетом можно добиться понимания даже от самого тупого американца. Выбрал один из цыганских фургонов. Для моих целей очень удачно получилось то, что хозяева при малейшей остановке распрягали лошадей. Я собирался сжечь кибитку, но не хотел убивать животных. А теперь, один удар – и готово. Такой аргумент они поняли сразу. Ко мне подошёл глава табора с вопросом:
– Почему?
– Потому что по-другому вы понимать не желаете. Я сказал прекратить грабёж!
– Но военные трофеи – это святое! – попытался возразить он.
– Правильно, – согласился я. – Но вы в бою никакого участия не принимали, поэтому и на трофеи претендовать не можете. Разве что-то останется что-нибудь никому не нужное. Но точно не первыми!
– Но мы были вместе, поэтому нам полагается равная доля, – словно не расслышав моих аргументов, заладил своё цыган.
Спорить с ним было бесполезно, что-либо доказывать тоже. Я одного не мог понять. Тут вам не Земля с её либерастией и толерастией, так с чего эти паразиты решили, будто могут что-то требовать и ставить условия более сильному? Раз других аргументов не понимают, пришлось повторить проверенный и сжечь второй фургон.
– Так нельзя! – закричал он.
Загорелся третий.
– Теперь слушай сюда. Вы немедленно возвращаете всё награбленное, подходите к любому костру и складываете в него всю свою одежду до последней тряпки. После можете идти на все четыре стороны, но только не с нами.
– Этого не будет! – гордо заявил главарь. – Никто не смеет так обращаться с моим народом, даже бандиты.
– Тебе не повезло. Я не бандит.
Злость никуда не делась, а фургоны кончились. Шар полетел в главаря табора.
– Повторять не буду, – заявил я. – Или выполняете то, что приказано, или все умрёте.
На меня бросилась, завизжав, одна из женщин. Зря она так поступила! В этот момент исчезли последние различия между ними и цыганами. Потому что хуже цыган могут быть только цыганки. И взбесившаяся баба не добежала, вспыхнув факелом.
– Кто следующий?
Задавая вопрос, очень надеялся, что цыгане начнут вести себя адекватно, до того как закончатся у них взрослые. Детей жечь не хотелось. Любому понятно, что из них вырастет абсолютно то же самое, но всё равно не хотелось. Повезло, табор начал раздеваться и кидать одежду в догорающие фургоны. Уходя, многие бросали на меня злобные взгляды, но ими и ограничивались.
А я стоял и думал, что это вообще было. Почему поступил именно так? Обернулся на спутников. Некоторые смотрели одобрительно, некоторые равнодушно, но никто – осуждающе. То есть за местные рамки добра и зла я не вышел. Но в том-то и дело, что это они местные, а я-то с Земли. Для нас такое поведение абсолютно ненормально.
Все не любят цыган, многие ненавидят, надо сказать, заслуженно. Но держат себя в руках. Вернее, никто ничего не держит, просто и в голову не приходит, что надо сразу убивать. Большинство ворчат на власти, почему те не принимают мер. Мало того, если что-то подобное совершает представитель любой другой национальности, его, скорее всего, накажут, а этим сходит с рук.
Как кто-то очень точно сказал, все мы восхищаемся цыганами, встречая их на страницах у Пушкина или Толстого, но, увидев на улице, предпочитаем перейти на другую сторону. Вот именно, у нормального человека желание убивать не возникает, просто хочется, чтобы они находились как можно дальше.
