На одной из куч сидела тощая растрепанная женщина в драном пальто с чужого плеча, подпоясанном веревкой. Обувь ей заменяли обмотки с кровельным железом вместо подошв.
– Батюшки светы! – пробормотала она при виде военных. – Зеленые!
– Тихо, Екатерина Мироновна, – Федосов поспешил к ней. – Спокойно. Это хорошие люди, уверяю вас.
Екатерина Мироновна заерзала, спрятала за спину плетеную корзину, что стояла у ног. В корзине что-то звякнуло.
В темном углу у стены стояли дощатые нары в два яруса. Акимка котом проскользнул к ним, заглянул под залатанные одеяла.
– Ы, – оскалился татарин. – Семеро детишков.
– Ого, – удивился полковник.
В приюте может быть и больше детей. Если приют находится не на Черном берегу, где свирепствует голод, холод и дети порой становятся желанной добычей… нелюдей. Слухи о людоедстве здесь привычное дело.
– Да-да. Вы правы, – кивнул Ипполит Сергеевич. – Потому я назвал приют именем «Красных коммунаров». Раз в неделю приходит телега… – Воспитатель снял пенсне, принялся протирать его замусоленным платочком. – Привозят не много, но… Это дети, понимаете? То, что сейчас происходит. Что творится…
– Успокойтесь, – остановил его Шпагин. Он очень устал. – Давайте о деле.
– Да-да, о деле.
Шпагин с воспитателем взглянули на женщину в рваном пальто. Говорить при постороннем…
– Я давно знаю Екатерину Мироновну. Соседка, – прошептал Ипполит Сергеевич, приблизившись к полковнику. – Она порядочный человек, но обстоятельства порой сильнее нас. Она несет вино в степь. Ну, понимаете…
Полковник с товарищами прекрасно знали, куда идет женщина и что звенит в ее корзине. Ходоки на перевалах не редкость. Новая власть нанимала людей на работы и расплачивалась вином – единственной валютой, которой на Черном берегу в избытке. Многие работники шли через горы в степь, чтобы обменять заработанное на зерно или муку. Даже пронизывающий ветер и снег не останавливали людей. Какая разница, где умереть: дома или в дороге? Голод гнал пуще хлыста, и если оставалась мизерная толика надежды на возвращение с желанным грузом, то надо идти. Пусть в пути тебя ограбят бандиты, встретят зеленые, остановят красные, нападут изголодавшие за зиму волки… Случаются дела и похуже волков.
А в приют Екатерина Мироновна просто зашла по пути, чтобы согреться.
– Человек придет на рассвете, – сообщил Ипполит Сергеевич. – Ему удалось достать необходимые бумаги. – Воспитатель всплеснул руками. – А пока – милости просим, – и водрузил пенсне на нос.
Полковника Шпагина с товарищами тоже сорвала с места призрачная мечта. Сидеть на перевалах всю жизнь не получится. Рано или поздно власть зачистит леса от зеленых не посулами амнистии, так силой. Человек обещал достать необходимые документы, обещал вывезти с Черного берега, так почему бы не попытать счастья?
«Чем мы лучше голодных ходоков?» – подумал полковник, но сказал иное:
– И на том спасибо. – Он скинул башлык, расстегнул шинель. – Что ж это новые господа вам матрацев не пришлют?
Ротмистр грелся у печи, не отрывая взгляда от женщины. Серегин занял место у занавешенной двери рядом с Акимкой. Поставил карабин «лютцау», тут же зацепил ногой ремень, и оружие с грохотом упало на пол.
Никто ничего не сказал, только Екатерина Мироновна испуганно охнула.
– Простите, – промямлил солдат и поставил карабин в угол, как в оружейную пирамиду.
Акимка быстро скрутил из хлама подушку, подложил под зад и снял с плеча вещмешок. На газету с воззваниями выложил четвертину хлеба, кусок сала размером с кулак, пакетик с лесными травами – чай. Достал кружки. Воспитатель невольно сглотнул при виде такого пиршества.
– Эй, борода, – окликнул его татарин. – Вода дай, ы. Чай будет.
– Д-да, – на Ипполита Сергеевича ни с того ни с сего напала икота. Он снял с подоконника гнутый чайник.
– Только за в-водой сходить н-надо. Или снегу набрать.
– Серегин, – распорядился полковник – солдат с готовностью вскочил. – Акимка, помоги ему с дверью.
– А может, ну его к черту, господа? – ротмистр усмехнулся. – К черту чай?
Он подошел к Екатерине Мироновне. Женщина испуганно поджала ноги, затравленно глядя на него.
– Помилуйте, ваше благородие, – зашептала она. – Мне без хлеба вернуться никак нельзя. Детишки… Помилуйте.
– Отставить, ротмистр.
– Да бросьте, Шпагин, командовать. Или вы думаете, что она дойдет до степи с такой ношей? – Ротмистр покачал головой. – Мало мы видели ходоков, господин полковник.
– Отставить, Тенишев, – не отступил Шпагин. – Мне наплевать на нее. Я вас хорошо знаю: одной бутылкой не кончится.
Ротмистр нахмурился, отошел к печи, сел на кучу тряпья и стал смотреть на огонь.
