– А вы уверены, что они еще спят?
– Я и пытаюсь вам это сказать! – Воспитатель срывается на крик. – Они испугались и убежали. Если их сейчас не разыскать – к утру замерзнут насмерть.
– Если их раньше не найдут волки, – в комнату входит полковник. – Звери в доме, господин воспитатель.
В его руках патронташ Серегина. Полковник взял карабин из угла, где его оставил солдат, проверил магазин – полный. «Лютцау» сейчас очень пригодится, если придется стрелять волков. Карабин любят охотники за надежность и кучность.
– Боже правый, – Ипполита Сергеевича едва не подвели ноги. – Это ужасно! Д-да. Ужасно.
– Но как дети прошмыгнули мимо нас? – ротмистр схватил воспитателя за отвороты парусинового пиджака, встряхнул, приводя в чувство. – Довольно причитать! Здесь есть еще дверь?
– Д-да, – несчастный Ипполит Сергеевич указывает в сторону нар. – Т-там.
За зановесью из мешковины – белая дверь. Она чуть приоткрыта.
– Нам нужен огонь, – Шпагин забрасывает карабин за спину, роется в дровах, выбирая палки для факелов.
Ротмистр отпускает воспитателя… И все-таки добирается до корзины с вином. Сургуч сбит, пробка вырвана зубами. Он пробует, делая хороший глоток.
– Десертное, – причмокивая, сообщает Тенишев. – Не люблю десертное, – отпивает из бутылки, звучно отрыгивает. – Дамское питье.
Он оборачивается к полковнику:
– Шпагин, вы угощали барышень мускатом с мороженым?
– Ага! – ротмистр Тенишев возникает возле столика, как черт из табакерки. – Так вот кого вы прячете от друзей, Шпагин! Нехорошо, Константин Викторович, нехорошо.
В его руках бутылка шампанского. Шпагин слегка смущен – ротмистр как всегда громок… А Тенишев лихо представляется Елене Александровне и целует ручку.
– Что ж вы барышню лимонадом поите, Шпагин! – Ротмистр слишком громок. – А мороженое?
– Нет-нет, – Елена смущена. – Не стоит.
– Стоит! – Тенишев оборачивается – у колонны ротонды стоит адъютант полковника. – Эй, Алимка! За мороженым! Бегом!
Адъютант молодцевато щелкает каблуками и бежит к мороженщику.
В лучах солнца ротонда кажется снежно-белой.
Шпагин поморщился, как от зубной боли:
– Прекратите пить, ротмистр.
– Бросьте, – тот протянул ему бутылку. – Там чертовски холодно. Да и Серегина помянуть надо.
После недолгого раздумья полковник кивнул, принял из рук ротмистра бутылку и выпил, не произнеся ни слова об убитом.
– И надо затащить тело сюда, – сказал он, занюхивая рукавом.
Тело Серегина исчезло. Бесшумно и бесследно. Тенишев осветил прихожую горящим факелом. Видно, как волокли труп татарина – кровавый след уходил в темный проем. А солдат…
– Боже правый! – вновь взмолился воспитатель. – Боже правый!
– Они могут выйти и на вас, – сказал полковник, вытаскивая свой наган. – Огонь печи их сильно не испугает – изголодали твари, если в дом полезли. Держите рево?львер. Стреляйте в голову, в пасть, в тело…
– Я никогда… – лепетал Ипполит Сергеевич.
– Просто стреляйте, – настаивал полковник. – А там мы подоспеем.
Какой-то шум возник на грани слышимости. Шпагин насторожился: откуда звук? Из темных комнат? Со второго этажа? Из подпола?
– Показалось, – пробормотал он и вошел в белую дверь, во тьму.
Доски пола сорваны, брусья вырублены, выпилены, расщеплены. Потому пороги в комнатах теперь едва ли не по колено. С потолка сыплет изморозь.
Ротмистр осветил помещение – пусто.
– Осторожней с факелом, – предупредил полковник. – Не ровен час – весь дом спалим.
Перебрались в следующую комнатку. Видимо, была детская: светлые матерчатые шпалеры с ангелочками рваными полотнищами. Ветер бросал снег в выбитое окно, и они не сразу заметили ребенка в полосатой пижамке. Мальчик лет двенадцати сидел в углу под окном, поджав колени. На плечиках и голове
