Страшные сказки. Истории, полные ужаса и жути (сборник)

него. Мороженое подозрительно поблескивало, показывая, что вот-вот потечет, благо в доме у меня всегда теплынь. Я подошла к холодильнику, продолжая ломать голову по поводу узоров на броши, и запихнула рожок в морозильную камеру.

Выпрямившись и подняв голову, я увидела прямо перед собой мамину хлебницу. Не знаю, что заставило меня протянуть руку и открыть ее.

Меня снова встретил аромат черствого хлеба, только на этот раз, по необъяснимой причине, запах был сильнее.

Кроме того, в хлебнице лежал клочок бумаги.

Я точно знала, это не могла быть вчерашняя записка – ту я отнесла в гостиную и убрала в ящик комода (старой и унылой развалины, доставшейся мне от бабушки).

Я вытащила обрывок и прочла:

Надеюсь, тебе понравится, как я ее украсил

Не было нужды сличать этот почерк с первой запиской. Очевидно, их писала одна рука. Но тут я заметила еще одну строчку, расположенную на листке на дюйм ниже первой. Почему я не увидела ее сразу? Потому что она была намного бледнее. Но не так, как будто выцвела – совсем наоборот.

Я смотрела – а мелкие волоски на шее вставали дыбом, – как надпись, вначале едва видная, постепенно делалась все отчетливее. Скоро она стала такой же яркой, как и верхняя. Строка гласила:

Насчет тебя у меня тоже есть планы

Нет, я не стала звонить в полицию. Хотя могла бы. Наверное, нужно было позвонить. Я могла бы сказать им, что обе строчки были одинаково четкими, когда я нашла этот листок, и уж совсем не обязательно было рассказывать, что и зачем я оставляла в хлебнице. Можно было не посвящать их в то, что кто-то нанес тонкий и замысловатый орнамент на старую брошку, да так, будто он был там всегда.

Трудность состояла в том, что, начав умалчивать об этих вещах, я не смогу убедить их в реальности происходящего. Они бы решили, что какой-нибудь местный бродяжка повадился вламываться ко мне, но я-то уже понимала, что дело совсем не в этом. Я это понимала или, по крайней мере, подозревала – и теперь пришла пора честно признаться в этом – с самого начала. С того момента, как я приврала. Приврала совсем чуть-чуть, но это многое меняет.

Когда я вернулась в тот вечер, поужинав с боссом, и впервые моя интуиция подсказала, что кто-то был у меня в доме, и проверила заднюю дверь, она была не заперта. Ну, так я вам сказала вначале.

Но это неправда.

Задняя дверь была заперта.

Она была заперта изнутри. Как и все окна, на всех этажах. Как и передняя дверь, пока я не вошла через нее в дом. Никто не мог войти в дом снаружи, найти мою записку в ящичке, а потом брошь на кухне. Тот, кто все это проделал, уже был в доме.

Не знаю, сколько времени он здесь был. Возможно, всегда. Именно к такому выводу я пришла. По крайней мере, с того времени, как построили дом, на земле, где некогда был сад с лужайкой на холме, близ леса и прелестной речки, ныне загнанной глубоко под землю.

Пока рабочий день не пошел кувырком – до того как моя коллега с рыданиями покинула офис, а меня загрузили ее работой, – я тайком провела час в интернете, проводя расследование, которое, наверное, должна была бы провести намного раньше. Я всегда была уверена, что недостающее слово на каменной стене было «МЕМОРИАЛЬНЫЙ» – а сама пластина установлена, чтобы обозначить часть сада, куда приходили помянуть умерших. Однако никаких упоминаний о подобных вещах в этой округе я не обнаружила, хотя сохранилось множество письменных источников, посвященных этой части Лондона. А еще я всегда недоумевала, почему пластина с надписью расположена так низко, как бы для людей намного ниже среднего роста.

Мне, однако, удалось найти одно упоминание о «Саде приношений». Ссылка привела меня на довольно непрофессионального вида сайт местных любителей истории, где сообщалось, что старый участок открытой местности, принадлежавший колледжу Св. Иоанна, служил иллюстрацией давно забытой традиции наглухо огораживать участок луга или леса, о котором шла молва, будто он служит домом или местом забав для невидимых духов деревьев и природных стихий, обитающих в нашем мире. Существовало поверье, что это делалось для того, чтобы подобные существа не выходили за пределы таких стен. Никогда.

Те, кто занялся застройкой этой местности гораздо позже, через много столетий, ничего этого знать не могли. Верования и основанные на них традиции давным-давно отошли в прошлое. Никто из этих людей также не заметил или не придал значения тому, насколько неравномерно выщерблена пластина с надписью, словно кто-то стирал первое слово, желая утаить истинное предназначение стены.

Буквально в тот момент, когда у моей бывшей коллеги начался припадок и мне пришлось оторваться от чтения, я увидела на сайте старинную карту этой части Кентиш Тауна. Репродукция была скверная, детали трудно разобрать, но в пределах принадлежавшей Кембриджскому колледжу территории, площадью около пятидесяти акров, явственно просматривалась небольшой огороженный участок. Он не был подписан или поименован, но, мысленно наложив эту карту на современный план своей улицы, я пришла к выводу, что пластина с надписью была расположена с внутренней стороны стены, а обнесенный ею участок был совсем невелик.

Как раз такого размера, чтобы на нем поместился мой домик.

Я, наконец, разогрела в микроволновке еду и, включив телевизор и сделав звук погромче, поужинала. Замороженное карри оказалось намного вкуснее,