«Ну, вот тут-то ты и узнаешь, что такое страх!» – думал пономарь, а сам первым взобрался на колокольню. Когда же парнишка, поднявшись, обернулся и только собрался взяться за веревку от колокола, как видит на лестнице против окна стоит кто-то в белом.
Он окликнул:
– Кто там?
Но тот не ответил и не двинулся с места.
– Отвечай! – крикнул паренек. – Или убирайся восвояси, нечего тебе здесь ночью делать.
Однако пономарь продолжал стоять неподвижно, чтобы парнишка подумал, будто перед ним призрак.
Парень снова крикнул:
– Чего тебе надобно? Отвечай, коли ты человек честный; а не то спущу тебя с лестницы!
Пономарь подумал: «Ну такого ты не сделаешь», и продолжал стоять, не издав ни звука, будто каменный.
И еще раз окликнул его паренек, но ответа так и не добился. Тогда он подбежал к призраку, да и спихнул его с лестницы вниз, так что тот скатился с десятка ступеней, да так и остался лежать в углу.
А парень отзвонил в колокол, пришел домой, ни слова не говоря, лег в постель и крепко заснул.
Ждала пономариха своего мужа, ждала, а того все нет. Наконец, затревожилась она, растолкала парня и спрашивает: «Не знаешь ли ты, где мой муж? Он поднялся на колокольню как раз перед тобой».
– Не знаю, – отвечал парнишка, – но кто-то стоял там на лестнице против окна, он мне не отвечал и не хотел убираться. Так что я принял его за воришку и спустил с лестницы. Сходите посмотрите, уж не он ли то был. Мне будет очень жалко, если с ним стрясется беда.
Женщина бросилась туда и нашла мужа, который лежал в углу со сломанной ногой и тихонько стонал.
Она дотащила его до дому и кинулась с громкими криками к отцу парнишки:
– Ваш сын наделал бед: спустил моего мужа с лестницы, так что тот ногу сломал. Заберите вы бестолкового парня из нашего дома!
Отец испугался, набросился на сына и ну его бранить:
– Это что за злые каверзы! Уж не лукавый ли тебя попутал?
– Ах, батюшка, – говорит ему сын, – только выслушайте меня! Я в этом вовсе не виноват. Ведь он стоял там в темноте, как будто замышляя злодейство. Я знать не знал, кто это, и трижды просил его отозваться или уйти прочь.
– Эх, – сказал отец, – от тебя одни несчастья! Уходи с глаз моих долой. Не хочу тебя больше видеть.
– Охотно, батюшка. Обождите только до наступления дня. Я пойду и научусь страху; а там, глядишь, освою хоть какое-то ремесло, которым смогу себя прокормить.
– Учись чему хочешь, – говорит отец, – мне все равно. Вот тебе пятьдесят талеров. Бери их да ступай на все четыре стороны. Да смотри, не сказывай никому, откуда ты родом и кто твой отец, чтобы не пришлось мне стыдиться.
– Ладно, батюшка, будь по-вашему. Раз ничего другого вам не нужно, об этом-то я уж не забуду.
Как рассвело, положил паренек в карман свои пятьдесят талеров, да и пошел куда глаза глядят, а про себя все повторял:
– Эх, кабы мне испугаться! Эх, кабы мне испугаться!
Услыхал эти слова путник на дороге и подошел к парню. Какое-то время шли они вместе.
В скором времени увидали они виселицу, путник и говорит:
– Смотри, вон там дерево, а на нем семеро с веревкой повенчались и теперь летать учатся. Сядь под тем деревом, дождись ночи, вот тут и испугаешься!.
– Ну, коли только это и нужно, – отвечает парень, – за чем же дело стало. А если я и впрямь так скоро научусь страху, ты получишь мои пятьдесят талеров. Только приходи сюда завтра рано поутру.
Пошел парнишка к виселице, уселся под ней и дождался вечера. Стало холодать, и он развел костер. Но к полуночи налетел такой ледяной ветер, что и костер не помогал ему согреться.
А ветер раскачивал трупы висельников, так что они толкали друг друга. Парнишка думает: «Если мне даже внизу, у огня зябко, каково же им-то мерзнуть и качаться там наверху?!»
И так ему стало их жалко, что он подставил к виселице лестницу, забрался наверх, отвязал повешенных, да и стащил вниз всех семерых. Потом поворошил костер, чтобы пламя разгорелось посильнее, и усадил их вокруг, чтоб могли они погреться.
Но они сидели, не шевелясь, пока, наконец, одежда на них не вспыхнула.
Парень говорит им:
– Осторожнее! А не то я снова вас повешу!
Но мертвецы его не слышали, молчали и не мешали своим лохмотьям гореть.
Увидев это, он рассердился и сказал:
