в грудь.
Чародей завалился навзничь, а всадник прыгнул на него, как тигр на оленя, прижал к земле, в руке страшно блеснуло узкое лезвие тонкого кинжала.
Рундельштотт открыл рот то ли в крике, то ли для заклятия, но лицо болезненно искривилось, он упал спиной на землю, а гигант, перепрыгнув тело, бросился на Фицроя.
Я быстро сдвинул стволы пистолетов в его сторону. Тяжелые пули ударили в грудь, заставили отступить на пару шагов, а Фицрой эффектно взмахнул мечом, даже я охнул, когда бритвенно острое лезвие с легкостью, словно кочан капусты, снесло ему голову вместе со шлемом, отделив от такого же доспеха из черного металла.
Несколько человек ринулись прочь, я с мстительной яростью пошел за ними, не прекращая стрелять. Тяжелые пули били в спины, ломая хребты, разбивали головы, и только когда последний уже на границе прицельной дальности упал и пополз, хватаясь за землю, я выпустил в его тело с десяток пуль, какие-то попали, он застыл на земле, а под ним лужа крови начала расплываться широко и быстро.
Рундельштотт тяжело поднялся, опираясь на левую руку, правой хватался за грудь, лицо болезненно искривилось.
– Как же, – прохрипел он, – этот мерзавец ударил…
Я сказал сварливо, но с облегчением:
– А как вы отбивались от этой рубашки! Она же не только магическую энергию собирает, ее еще и не пробить всякой ерундой.
Фицрой поднял копье, осмотрел наконечник.
– Неплохая ерунда, – сказал он задумчиво. – Металл из закаленного железа, такое все рубит.
– Как видишь, – сказал я, – не все. А кинжал?
Он высвободил из пальцев убитого рукоять кинжала, осмотрел с критическим интересом.
– Высокая работа. Мастерство не спрятать.
– Можно, – заверил я скромно, – но здесь люди бесхитростные. До вершин гуманизма и очковытирательства еще не доросли.
Рундельштотт все еще морщился.
– Кровоподтек останется. А можно, чтобы…
– Можно, – сообщил я. – Только та рубашка будет толще. Втрое.
Он задумался, Фицрой хохотнул:
– В такую жару?
– Вообще-то, – сказал я, – в жару может охлаждать, а в холод греть. Мастер, в следующий раз поищу в вашем чулане, что вы там еще насобирали…
Фицрой предложил:
– Можно, я?
Рундельштотт не успел среагировать, я отрезал твердо:
– Нельзя! Я ученик чародея, и то пару раз чуть без руки не остался. Там такие защитные заклинания, мастер уже сам их подзабыл, но если сплоховать, не только руку потеряешь…
Фицрой даже отступил на шаг.
– Нет уж, я в ваше логово ни ногой.
Я сказал строго:
– Фицрой, разве можно такое в присутствии принцессы? Как тебе не стыдно? Извинись немедленно!
Он оглянулся на принцессу в великом испуге.
– Да-да, конечно! Ваше высочество, простите меня великодушно…
– Прощаю, – ответила она милостиво и полюбопытствовала: – А за что?
Он повернулся ко мне.
– А за что?
– Не знаю, – ответил я. – Так, на всякий случай. Я же знаю, обязательно схамишь.
Фицрой сказал сердито:
– Принцесса, не слушайте его! Он мне жутко завидует и потому всячески порочит мою безупречную репутацию всякими инсвинуациями. Потому что инсвинист, каких поискать!
– Уходим, – велел я.
– Побудь минутку с ее высочеством, – попросил он.
Я сказал принцессе:
