что у меня с собой только доллар и шестьдесят центов, так что на автобусной станции я постригся и купил два билета до Сентервилла, чтобы не засовывать Оскара в багажный отсек; там он мог пострадать. Самый большой плюс стипендии в том, что теперь не нужно продавать Оскара. Да я и так бы не продал.
Сентервилл выглядел прелестно – от вязов над головой до выбоин под ногами. Водитель остановился возле дома – из-за Оскара; его неудобно нести. Я прошел в сарай, повесил скафандр, сказал, что еще наведаюсь, и направился к черному ходу в дом.
Мамы не было; папа сидел в кабинете. Он поднял голову от книги:
– Привет, Кип.
– Привет, пап.
– Как съездил?
– Да ты знаешь, я не был на озере…
– Знаю. Звонил доктор Райсфельд, рассказал все подробно.
– А… В общем, удалась поездка…
Я заметил, что он держит том «Британики», раскрытый на статье о Магеллановых Облаках.
Папа поймал мой взгляд.
– Я их никогда не видел, – с сожалением произнес он. – Возможность была, но по горло дел… а единственная свободная ночь выдалась пасмурной.
– Когда это, папа?
– Еще до твоего рождения, в Южной Америке.
– Я и не знал, что ты там побывал.
– Одно правительственное задание… в общем, работа «плаща и кинжала». О таком не распространяются. Они красивые?
– Ну, не очень. – Я взял другой том, открыл на статье «Туманности» и нашел Большую туманность Андромеды. – Вот она действительно красива. Так и мы выглядим.
Папа вздохнул:
– Неплохо, должно быть, выглядим.
– Да. Я тебе все потом расскажу. У меня и пленка есть.
– Не спеши. Ты проделал долгий путь. Триста тридцать три тысячи световых лет, верно?
– Да нет, вдвое меньше.
– Я имел в виду – туда и обратно.
– А-а-а… Но обратно мы летели другим путем.
– То есть?
– Не знаю, как объяснить, но для этих кораблей кратчайшим путем назад является длинный кружной. Летишь прямо и снова оказываешься в исходной точке. То есть не совсем прямо, из-за кривизны пространства, – но настолько прямо, насколько возможно. Так что все возвращается к нулю.
– Большой космический круг?
– Ну да. Круговой путь по прямой линии.
– Мм… – Он задумчиво нахмурился. – Кип, а каково расстояние по окружности Вселенной? Предел красного смещения?
Я затруднился.
– Пап, я спрашивал, но не понял ответа. – (Мамми сказала: «При чем здесь расстояние, когда там нет ничего?») – Это не расстояние, а скорее состояние. Я ведь не летал; я просто оказывался. Ты не проходишь сквозь, а скользишь по краю.
– Мне следовало бы помнить, что математический вопрос не задают словами, – упрекнул себя отец.
Я уже хотел сослаться на доктора Брука, когда вошла мама и проворковала:
– Привет, мои дорогие!
На долю секунды мне показалось, что это Мамми.
Она расцеловала нас.
– Я так рада, что ты дома, милый.
– Э-э-э… – Я взглянул на папу.
– Она знает.
– Да, – ласково подтвердила мама. – Куда бы ни отправился мой сын, главное, чтобы он благополучно вернулся домой. Я уже поняла, что ты сможешь побывать везде, где захочешь. – Она погладила меня по щеке. – А я всегда буду гордиться тобой. Я сходила на угол за отбивными.
Назавтра был вторник, и я спозаранку пошел на работу. Как и ожидал, увидел стойку с газировкой в жутком беспорядке. Я надел белый пиджак и приступил к уборке. Мистер Чартон разговаривал по телефону; наконец он положил трубку и подошел ко мне.
