– Ты мне уже все рассказал, а я вот не буду.
– Будешь!
– Не буду!
– Что за шутки?! – возмутился младший мэтр.
– Ты бы видел свою рожу! – довольно засмеялась она. – Ладно-ладно, я пошутила. Я не буду тебе ничего рассказывать. Я тебе все покажу.
Она легко поднялась и подошла к нему. Присела рядом.
– Закатай рукав.
– Ты уверена, что сможешь? – уточнил Джошуа. Сам он в тактильной образоматике был не силен и по горькому опыту знал, что неудачи в ней приводят к жуткой головной боли у обоих участников.
– Не дрейфь, коллега. Закатывай, пока я не передумала. Ну и рвань же ты носишь! Неужели нельзя было купить новую одежду или наколдовать приличную иллюзию?
– Чародеи в первую очередь заботятся об окружающих, а уж потом о самих себе, – гордо возразил младший мэтр.
– Как говорила мэтресса Ланорвиль, чародеи делают это в основном в рыцарских романах.
– С таким отношением ты далеко не уйдешь.
– Не учи меня жизни, зануда, это позволено только мэтрессе.
– Ты… – начал Джошуа, но вредная девчонка не дала ему закончить готовую сорваться с языка гневную и неплохо аргументированную отповедь.
Она схватила его за запястье. Хватка была неожиданно крепкой. Ее пальцы оказались ледяными, и с их прикосновением пришел холод. Он жадно и торопливо пополз по руке вверх, пока не достиг головы, где взорвался мириадами осколков льда, и каждый осколок, острый, как тысяча фионнитовых клинков, разрезал ткань реальности. Рваные клочья яви вместе с сознанием Джошуа утянуло в блеклое месиво снов, и он увидел…
Черную полуразрушенную башню. Ядовитый плющ, обвивающий стены. Крошащийся от времени, но упорно не теряющий цвета камень. Лес, обходящий строение стороной. Древние времена, отклики прежних дней жили в ее стенах, и все живое, разумное и неразумное, остерегалось ее, бежало от мест, куда падала ее тень. Казалось, даже солнце боится светить на эту башню.
Сила сна увлекла Джошуа за собой, потянула в хищный зев входа, утащила куда-то глубоко вниз. Швырнула под не помнящие солнца своды.
А потом пришел
Он поднялся из глубины. Из темных, забытых катакомб. Тяжелой поступью прошел по полуразрушенным камням. Разорвал вековые завесы забвения и вновь ступил на землю живых.
У него не было лица. Не было глаз, чтобы смотреть, видеть и восхищаться, губ, чтобы говорить, улыбаться и целовать. Лишь темное пятно, поглощающее любой свет и любую надежду.
И не было конца его ненависти.
Она катилась перед ним, как волна, сметая все на своем пути.
Ее отголосок – только отголосок – коснулся сознания младшего мэтра. Но и этого оказалось достаточно, чтобы бездна животного ужаса поглотила его с головой.
Столько тоски, столько обиды и горечи, столько переживаний о былом обрушилось на Джошуа, что он упал бы на землю, катаясь и воя, словно смертельно раненный зверь, будь у него в этот момент руки, ноги и тело как таковое.
Подобный тени фантом прошел мимо, и его ненависть ушла вместе с ним. Превозмогая страх, младший мэтр двинулся следом.
Он даже хотел обогнать его, ведь, в сущности, будучи просто бесплотным видением, не нуждался в соблюдении хоть какого-то уважения к плотности стен. Но черный камень не пустил его. Искрошенная временем кладка оказалась непреодолимой преградой.
Вынужденный следовать за тенью, он старался делать это как можно тише. Ему все время казалось, что она может услышать его бесшумные шаги.
Тень все шла и шла, пока солнце вновь не забрезжило в показавшемся проеме.
«Стойте, ваше высочество!» – донеслось до них.
«Нет! Это мой долг!»
«Это уже ничего не изменит!»
«Изменит!»
«Стойте!»
Тень остановилась у входа.
Джошуа приник к непроницаемой стене и подошел как можно ближе, почти выглядывая из-за плеча зловещего фантома.
Принцесса Джулия, босая и прекрасная, остановилась перед тенью.
«Ты все же пришла», – проскрежетал голос.
«Да, я готова», – ответила она. Ее лицо было бледным, но голос звучал твердо.
