Юноша испуганно склонился над женщиной:
– Да что с вами, матушка!..
Садун тоже чуть приподнял голову и потому видел, что в глазах госпожи дрожат слезы:
– Дитя мое… – Голос Мараджил тоже дрожал. – Ты… сделал это. Ты подчинил Стража…
– Я? – искренне изумился аль-Мамун. – Это из-за чашки молока столько шуму?
Госпожа, все еще оставаясь на коленях, молча прижалась щекой к его руке. Молодой халиф покачал головой, обхватил мать за плечи и поднял на ноги. Потом вдруг озабоченно нахмурился:
– Матушка, – сказал. – Я не хочу отправлять Тарика в Мейнх под охраной нишапурцев.
– Понимаю, – кивнула Мараджил, легонько отстраняясь и быстро вытирая слезы.
– Одолжите пару десятков ваших айяров? – поинтересовался аль-Мамун.
– Конечно, дитя мое, – улыбнулась Мараджил. – Конечно…
Когда аль-Мамун покинул террасу, госпожа обернулась:
– Поедешь в Мейнх и останешься при Страже, о ибн Айяш.
– Он снял с него Ожерелье Сумерек… – простонал Садун. – И зачем вы, госпожа, согласились на ушрусанский эскорт? Это же не люди вашего сына! Нерегиль им не обязан словом!
– Он обещал отправиться в Мейнх и ждать там фирмана, – усмехнулась Мараджил, потихоньку промакивая платочком враз посерьезневшие глаза. – И как Яхья ибн Саид сумел довезти нерегиля до столицы, так и ты, о Садун, сумеешь доставить его до Одинокой башни. Запрешь там и глаз спускать не будешь. Кормить будете с золота, как здесь. Ни в чем не отказывать. Кланяться, ноги, руки целовать. Страж злопамятен, не стоит возбуждать в нем излишнюю вражду, о Садун.
Конечно, мрачно подумал он. Кто, кроме него, знал, что Сахля ибн Сахля именно госпожа надоумила выписать сюда заплечных дел мастера и настаивать на том, чтобы… нажать на Тарика.
Госпожа уже стояла в дверях и вдруг нахмурилась и медленно обернулась:
– Садун…
– Да, величайшая!
– Этот твой слуга, как его…
Сердце в груди замерло – с тихой, подкрадывающейся болью.
Мараджил пощелкала унизанными перстнями пальцами:
– Как его… Фархад, вот. Он слишком много знает, Садун.
– Госпожа… – Его голос сорвался на хрип. – Госпожа, он мой ученик… Я дал ему вольную, госпожа…
– Оставь это, старик, – недовольно прошипела женщина. – Я возмещу тебе цену этого невольника. Ты же слышал – Страж обо всем догадывается. Нельзя позволить ему добраться до точных сведений.
– Но, госпожа… Фархад ни разу не заходил туда…
– Они могут встретиться – и не раз, – жестко проговорила Мараджил, разворачиваясь на каблуках. – Мальчик не сумеет удержать Стража за пределами своего разума, как удерживаем его я и ты.
– Госпожа… – В груди стеснилось, и мир поплыл перед глазами.
– Я не желаю ничего больше слушать, старик, – железом звякнул голос ведьмы. – Сохранение тайны – залог сохранения жизни. Твоей и моей. Или ты думаешь, что мой сын пощадит тебя, когда Страж выложит всю подноготную?
– Госпожа… – Он мог только жалко хрипеть.
– Дай ему сто динаров – в дорогу. Вели собрать подарки семье. Пусть даже Шади, девчонку свою, возьмет – невелик расход, она стоила всего десять золотых. Скажешь, что отпускаешь его повидаться с родными. Скажешь также, что Бехзад и Амр проводят их до развалин Самлагана – дальше дорога безопасна, это все знают. Когда поедут мимо Старого кладбища – пусть твои айяры сделают все, что нужно. Там всегда безлюдно, особенно вечерами. Ты понял меня, старик?
– Да, моя госпожа, – прошептал Садун, тихо заливаясь слезами.
– Вот и прекрасно. Прикажи юноше, чтобы он и его невольница были готовы покинуть город завтра после заката. Айяры присоединятся к тебе по дороге в Мейнх. Помни о Луббе и его веревке, о ибн Айяш.
– Да, госпожа, – еще тише проговорил сабеец.
И вытер рукавом мокрые глаза.
– …Да никого здесь, никого! – раздраженно пробормотал Амр. – Давай уж, взялись!
