был уже там. Рука его была перевязана, и он был мрачнее тучи. На полу было заметно место, с которого недавно смыли кровь.
Сначала Коннер обратился к Имоджен:
— Судя по тому, что ты была в тоннеле, ты как-то замешана в смерти этого человека?
Имоджен медленно кивнула.
— Это моя вина, — признался я. — Я думал, что ударил его не сильно, я не хотел причинить серьезный вред.
— Это было оправдано, — сказал Мотт. — Все мы знаем, что случилось бы, если бы ты этого не сделал, не только с Имоджен, но и со всеми вами.
Я знал, и все же мне не стало легче.
— Но почему ты вышел из тайного хода? — спросил Коннер. — Тебя легко могли обнаружить.
Имоджен судорожно вздохнула и открыла было рот. Она готова была заговорить и принять на себя вину, раскрыв единственный секрет, оберегавший ее с момента прибытия в Фартенвуд.
Не дав ей заговорить, я быстро достал бумаги Тобиаса.
— Это осталось в комнате, и если бы их обнаружили, плохо было бы всем нам.
Мотт взял бумаги и передал Коннеру. Тот развернул их, прочел несколько строк и сказал:
— Это написал ты, Тобиас?
— Да, сэр. — Голос Тобиаса так дрожал, что мне стало интересно, что в этих бумагах.
— Ты дотошный хроникер. Больше подходишь на роль королевского писца, чем короля, как мне кажется.
Тобиас опустил глаза.
— Да, сэр.
Затем Коннер повернулся ко мне, выражение его лица изменилось. Было ли это уважение? Благодарность? На меня редко кто-либо смотрел благожелательно, и мне трудно было определить. Он сказал:
— Если бы эти бумаги нашли, никого из нас сегодня здесь не было бы. Люди Вельдерграта искали очень тщательно, но Мотт своим храбрым поступком сумел скрыть ваше присутствие. Вельдерграт уехал растерянный и раздраженный после утомительных поисков, не обнаружив ни вас, ни изумрудной шкатулки.
— Но он был прав, — пробормотал я. — Вы готовите самозванца на трон, и вы украли шкатулку у короля Экберта.
— Ни в том, ни в другом я не раскаиваюсь. — Голос Коннера звучал холодно. — Ты хочешь взойти на трон, Сейдж? Хочешь, чтобы я выбрал тебя?
Я ответил, не думая о последствиях:
— Я приму трон, чтобы не допустить к нему Вельдерграта. — Я невероятно устал, и голос мой звучал соответствующе.
— Это не одно и то же. Скажи мне, что будешь хорошим и благородным королем, что хочешь взять в жены нареченную принцессу и что ты рад, что я сделал это для тебя. Солги, если надо, но скажи, что хочешь этого.
Я безразлично посмотрел на него.
— Вы не устали лгать? Я устал.
Коннер тяжело вздохнул.
— Я выбрал бы тебя, Сейдж, но только за это. Есть одна вещь, от которой ты не должен уставать никогда, до конца своих дней, и это — ложь. Тот, кого я выберу, должен впустить ложь так глубоко в свое сердце, чтобы самому поверить, что он король, чтобы даже думать о себе как о принце Джероне. Он должен быть настолько убежден в своей лжи, чтобы даже если придет его собственная мать и позовет его, без колебаний и без единой слезы сказать ей, как жаль, что она потеряла сына, но он — ребенок Экберта и Эрин. Тот, кого я выберу, должен усвоить воспоминания о королевском детстве и воспитании, которого никогда не было. И все это он должен делать каждый день, до конца жизни, никогда не сожалея о лжи, что привела его на престол.
Я едва слышал его и все смотрел на пятно на полу. Имоджен перехватила мой взгляд и улыбнулась с благодарностью и сочувствием. По крайней мере, она была спасена.
Коннер повернулся к Родену.
— Ты, Роден, сможешь лгать до конца жизни?
Тот расправил плечи.
— Смогу, сэр.
Коннер обратился к Имоджен:
— Принеси мальчикам ужин в их комнату. Вам троим надо хорошо выспаться, потому что завтра рано вставать. Роден, ты мой принц, слышишь? Мы с тобой отправимся завтра в Дриллейд.
