и чудных на вид – это тоже как полагается. Кожа темная, загорелая как будто, тонкие губы в линию сжаты. Кудес большой на ремне за спиной.
На Вельку она сразу посмотрела внимательно, кивнула:
– Ага, вот как, значит. И огневуха тут есть. Ты теперь-то мне не мешай, притухни малость.
Велька обрадовалась: если ведунья так вот, с ходу, в других силу видит, значит, и сама сильная. А то ведь может быть на сто верст вокруг и такая знахарка, что только травы и корешки знает, а им нынче не это нужно. И Велька прекрасно ее поняла: если две сильные помогать друг другу не умеют, то одной надо не мешать. Хотя легко сказать – притухни…
Впрочем, давно пора бы княженке устать, без сил свалиться, так нет же…
– Зови, если понадоблюсь, – сказала она, ведунья опять кивнула.
Иринея она быстро оглядела и велела отнести к костру и уложить там, Чаяне сесть рядом не позволила, указала место ей и боярыням с другой стороны от костра, а Вельке – ближе, но тоже не рядом. А вокруг, на некотором расстоянии, собрался мало не весь обоз, кто ближе, кто дальше, всем хотелось знать, чем же дело кончится.
Чара уселась в головах у Иринея и принялась бить пальцами в свой кудес, легонько совсем, и он зарокотал еле слышно, а она, нагнув голову, прислушивалась, глядя куда-то в неведомое невидящими глазами. А у Вельки от этого рокота что-то скручивалось в груди в тугой узел, все туже, туже скручивалось…
Вдруг ведунья подняла голову, взглянула на Вельку осмысленно.
– А ведь к тебе его сила течет, огневуха. Ты ее пьешь, – не так и громко она это сказала, но тихо было, и далеко потому слышно.
– Я? Нет! – Велька даже отшатнулась, потрясенная такой нелепостью. – Нет…
– Да, да, – спокойно подтвердила Чара, – ты. Огородись, не пей – и ему, и мне легче станет. Сможешь?
Велька закивала, но была слишком потрясена, чтобы реально что-то предпринять, и еще не поняла толком, что от нее требуется. Огородиться от Иринея – да как, если она не ощущает никакой связи с ним?
– Так это все ты? – закричала, вскакивая с места, Чаяна. – Это ты? Это ты завидуешь, себе вернуть хочешь?
– Нет! – воскликнула Велька, порываясь отползти от костра, подальше от всех, но тело словно тяжелым стало и не слушалось.
Да что же это? Как сон дурной.
– Как ты посмела, ты! – кричала, плача, сестра, вырываясь из держащих ее рук, которые мешали ей кинуться на Вельку.
Люди вокруг сдержанно зашумели, переглядываясь, боясь верить ушам и глазам. Младшая сестра-волхвовка мстила княжичу, который предпочел старшую сестру? С одной стороны, это было по-житейски понятно, но, с другой, все равно казалось каким-то невероятным.
– Тихо вы! – крикнула ведунья, и ее голос перекрыл шум. – Еще неясно ничего. А ты, матушка, – она глянула на Воевну, определив в ней главную и не затрудняясь больше подробностями, кто тут кто, – ты, матушка, если не уймешь свою девку, сама лечи парня.
– Прости, ради Богов Светлых, – сказала гордая боярыня, которая и воеводам первая не кланялась, – она не помешает больше. Или за косу возьму.
Любица подошла к Вельке, ничего не говоря, села рядом и обняла ее сзади, прижимая к себе. Чара на то возражать не стала, она снова склонилась к кудесу, мягко провела пальцами по его шелковистой упругой коже и опять ударила, легко-легко, прислушиваясь и к чему-то приглядываясь, а кругом снова все затихли, дыхание затаили…
Наконец она опять подняла голову и сказала, обращаясь к Воевне:
– Ну, я поняла. Ох и глупая девка эту кашу заварила. Надо же, приворот да на огневуху завязать! Такое, должно быть, никому еще в голову не приходило. Это только если жить надоело или парня порешить захотелось. Так обоим с камнем да в омут – проще было бы.
Все переглядывались и покуда ничего не понимали.
– Она? – дрожащим пальцем показал на Вельку боярин Мирята.
А та сжалась, закрыла руками лицо. Ей уже стало понятно. Она весь день, пытаясь лечить Иринея, только вредила ему все больше.
– Отойдем-ка, матушка, там и пояснишь, – сдержанно попросила старшая боярыня, подходя и беря ведунью за рукав, – что за приворот, и прочее все.
Сор из избы выметать Воевна все же не хотела. Но ведунья легко стряхнула ее руку и сухо, громко засмеялась, отвечая Миряте – видно, беречь чужой сор она не собиралась:
– Что – она? Говорю же, с дури на огневуху завязали. Она огневуха и есть, волхвовка огневая. Не она, а ее порешить хотели. Это она помереть была должна, она бы хворала, если была бы обычной девкой. Ее жизненная сила должна была приворот любовный питать. А она сильная, вот наоборот и вышло. Не от нее сила пошла, а к ней. От парня этого, и ее он питает, и приворот! А она все ему помочь пыталась, а для этого силу звала, еще больше у него забирая! У него уже почти и не осталось.
А толпа вокруг молчала, силясь понять и осмыслить происходящее, мало кому удавалось сразу. Младшая, выходит, не виновата? Чужих рук это злодейство?
Совсем непонятно.
