Да, все было непросто. Боярин Мирята поглядывал на дочек вериложского князя уже без прежней доброты, словно решая – которую бы? А то с чего бы ему без вины отвечать перед своим князем за его сына, безо всякой чести загубленного? А сватовство – да какое теперь сватовство, пропало все! В дурной час задумано!
Воевна тоже чувствовала себя так, словно жизнь ее кончена и оправдаться перед княгиней будет никак невозможно, поэтому если бы ее смерть что-то решала сейчас, боярыня не задумалась бы.
Воевода Горыныч заложил большие пальцы рук за свой широкий кожаный пояс и глядел решительно, так, что сразу понятно было – никто никого в лес не поведет, ну разве только самого боярина Миряту, если тому захочется. За Горынычем дружина вчетверо больше кариярской, так что справедливость справедливостью, а он служит вериложскому князю и свой долг помнит. Сердцем материнским, видно, почуяла княгиня Дарица, что не следует отпускать невест без дружины и свиты, отдавая их полностью во власть кариярцев.
Чаяна – та сидела бледная, помертвевшая, смотрела куда-то в сторону и ничего не видела и не слышала. Вот ей точно все стало безразлично. Умереть, и как именно умереть? Разницы для нее не было, она уже была словно мертва от разочарования и горя.
А вообще, брошенная ведуньей мысль призвать в судьи Велеса, оставив жертву в лесу, понравилась многим, насколько она вообще могла понравиться. Хоть Иринею явно полезней была бы быстрая смерть одной из невест, положиться на Велеса в данном случае было стократ проще. Тогда, если князь- батюшка Велеслав разгневается, пусть с Велеса и попробует спросить. Но…
– По справедливости если, ни за что княжич мой страдает, – начал Мирята, – и надо это дело решать. Может, боярышни наши сами… добровольно? – он с надеждой посмотрел на Вельку, которая хотя бы не казалась такой убитой, как ее сестра, и могла что-то решать добровольно.
Ему, конечно, молоденькую княженку было жаль, но не жальче, чем княжича, который рос на его глазах.
И тут Волкобой, который, сам черный, уже потерялся в сгустившейся тьме, рявкнул так, что Мирята пошатнулся от неожиданности.
– Даже не думай, – вслед за Волкобоем рыкнул Горыныч, это он тоже умел. – По справедливости мой князь судить будет. А я двух его дочек увез, двух ему обратно и верну. А тут уж – кому что Долей напрядено!
А Велька… она поняла, конечно, на что надеется кариярский старший. А также и то, что положение их по-любому теперь хуже не придумаешь. Их вернут домой, отцу, и кто знает, приедут ли еще когда-нибудь к ним сваты? Их станут считать несчастливыми невестами, и трудно будет такое поправить. И спасти Иринея, жалко его… да неужели совсем ничего больше сделать нельзя?!
А бабка Аленья, она бы что сделала?
И вспомнился Вельке старый бабкин кудес, большой, черный. Когда рокотал под ее пальцами тот большой черный кудес, внучке она рядом быть не позволяла, отправляла куда подальше…
– Это здесь нельзя науз развязать, – сказала Велька Чаре, – а
Ведунья быстро повернула голову, их взгляды встретились.
– А
– Я? – Велька покачала головой, потому что ей пока не верилось, что
– Не пробовала еще? Я помогу. Найду дорогу. И здесь за тобой присмотрю. Пойдешь?
Велька колебалась. Потому что бабка не позволяла ей ничего подобного. Но она, пожалуй, и правда смогла бы. Если бы умела.
Хотя бы попробовать…
Никто больше не сможет помочь. И Ириней уйдет… туда, откуда не возвращаются. И у нее, Вельки, больше не будет сестры, потому что Ириней встанет между ними навсегда. И они с бесчестьем вернутся в Верилог.
А что предпримет их отец? А отец Иринея, кариярский князь? Смогут ли они удержаться от большой ссоры? А из больших ссор между князьями часто получаются большие войны.
Прежняя жизнь не вернется.
– Научи меня, что делать, – попросила Велька ведунью, – и дорогу дай.
– Не могу научить, не знаю. Там каждый раз как первый. Вот это возьми, – и Чара вложила ей в руку шерстяной клубок размером с кулак, –
– Нет, – покачала Велька головой. – Ничего, первый раз всегда бывает.
– Осторожна будь. Если там умрешь, то и здесь умрешь.
– Я знаю.
Велька оттолкнула руки Любицы, которая порывалась удержать ее и что-то говорила – для пустых прощаний и уговоров не время. И Любица поняла, отступила. Воевна глядела с истовой надеждой и мешать не собиралась. А воеводы препирались и пока не поняли толком, что происходит, да и никто в толпе еще не понял. А спрашивать ничьего благословенья Велька на этот раз и не собиралась.
