– Да что ты такое говоришь, безумная?! – протяжно выдохнула княжна. – Нет! – она отчаянно посмотрела на Воевну. – Не так все! Я просто хотела, чтобы он ее разлюбил, чтобы не замечал. Он мой ведь, мне сужден, сама знаешь! Сестре вредить – да что я, лиходейка какая? Просто чтобы он разлюбил, она-то его и так не любит, спроси у нее! И приворот был… такой… надежный, редкий, не могло от него быть худого!
– Любит он, да… выходит, так, – усмехнулась Чара, – потому его сила к ней и пошла, а не твоя. Наяву небось он только на тебя одну и глядел, а душой- то все равно к ней рвался. Вот и поняла ты, девка, какая цена любовным приворотам, небось больше не захочешь?
Княжна молчала, тяжело дыша и прижимая руки к груди.
– А приворот и правда редкий, – как в раздумье продолжала ведунья, – тридцать лет назад и еще три года, или того раньше, сплели этот науз[39] на девять узлов, для девки одной, чтобы привязать к ней парня да соперницу извести. Как соперница та померла бы, силу свою всю отдав, тогда бы и завершилась ворожба, и парень тот больше на других и не глядел бы, кроме той, на которую творилось. Последний узел в наузе том незавязанным остался, его девка сама завязать должна. И добавить в тот узел… – что, кровь, волосы? Ты, понятно, про эти зароки могла не знать, не для тебя ведь делалось. Не в бабкином ли сундуке науз отыскала? Или какая-нибудь выжившая из ума тебя одарила?
Чаяна все молчала, бездумно глядя перед собой, и даже неясно было, понимала ли. Только боль и отчаяние были на ее лице, и ничего больше. А Велька вдруг вспомнила, как нянька в последнюю ночь сунула что-то под лежащий на лавке покров, сестра потом сказала, что это оберег. Вот, значит, каков оберег тот. Но нянька – добрая женщина, любившая Чаяну без памяти, и Велька от нее лишь добро видела. Невозможно поверить, что нянька знала про условия той давней ворожбы и что творилась она на смерть. Скорее всего, тоже не знала. Хранила небось как сокровище, хотела, чтобы пригодилось кому-нибудь на счастье. А надо было сжечь тот науз! Пока до конца не завязан, сгорел бы. Теперь, наверное, и не сгорит, и не порвется, и ничего с ним не сделаешь, раз дело не закончено, Ириней жив еще!
И другая есть опасность… Тридцать с чем-то лет – вдвое больше, чем Велька на свете прожила! А науз развязать и ворожбу отменить может тот, кто ее творил, или кто-то много сильнее! И Велька отчаянно пожелала теперь, чтобы эта лесная ведунья, Чара, была сильнее всех на свете и легко сняла бы приворот и сожгла проклятый науз! А уж потом-то они вместе Иринея в считаные дни на ноги поставят, да хоть бы и сама Велька справится, если Чара научит как. Только бы успеть разделаться с приворотом, пока Ириней жив.
– Понятно, матушка, – Воевна низко поклонилась ведунье, – ради Богов Светлых, сними ты этот приворот, а мы уж не поскупимся. Чего хочешь, серебра, мехов, самоцветов? Сама выберешь себе и шубу, и сапоги, что только княгине бы носить, и еще что захочешь вдобавок. Поторопись только!
А Чара снова засмеялась, без веселья – как ворона закаркала.
– Оставь, боярыня. Или кто ты, уж не ведаю. Шубы княжеской мне не надо, да и успеется с платой. Я тебе самого плохого пока не сказала, может, и раздумаешь меня шубами дарить! Колдуньи той, что науз вязала, на свете давно нет. А я что-то сомневаюсь, что ее ворожба мне по зубам. Однако науз несите сюда, попробовать-то нужно.
Воевна кинулась, затеребила Чаяну, сама повела ее к шатру, выспрашивая про науз. Та была в таком смятении, что понимала плохо. Но все же науз наконец принесли, на тряпке, руками не касаясь – просто тонкий кожаный шнурок, узлами хитрыми завязанный. И пряди волос завязаны в последний узел.
Сначала Чара просто сидела и науз рассматривала, и Велька досадовала – ну почему же не развязывает? Время-то идет.
Наконец ведунья выдернула откуда-то из одежды костяную иглу и принялась распутывать шнурок. И скоро понятно стало, что ничего у нее не выходит. Такой на вид простой казалась эта работа, всего-то распутать шнурок, что многим, должно быть, хотелось выдернуть его из рук беловолосой женщины и поскорее сделать все самим. Но нет, никто не осмелился.
– Хочешь попробовать? – Чара кивнула Вельке. – Не бойся, можно.
Велька подошла, взяла иглу, шнурок. Долго ковыряла и дергала так и сяк, ничего не выходило. Тогда осенило ее – а огнем-то? Вызвала огонек между пальцев – сила хоть и схлынула, но было ее еще много, – попыталась зажечь науз. Он не горел, проклятый. Потом в костер его ведунья бросила и вскоре достала, показала, чтобы люди видели, – не горел. Горибор подошел с обнаженным мечом в руке, кинул науз на полешко и со всей силы мечом рубанул – отскочил меч.
Все смотрели. Молчали. Дивились и боялись.
– Так что делать будем, матушка? – взмолился наконец боярин Мирята. – Не может быть, чтоб никакого способа не было! Ты цену скажи и что делать, а уж мы не постоим! Ты скажи…
– Что тебе еще сказать? Все сказано, – усмехнулась Чара, – помрет парень, и ворожбе конец, девки будут жить, как им суждено. Нужен тебе парень в живых – пореши одну из девок, все равно которую, и тоже все кончится.
– Как порешить?.. – еле выговорил боярин.
– Железом, – спокойно пояснила ведунья, – а не хочешь на себя кровь брать, значит, как деды делали: отведи в лес и привяжи, и пусть Велес-батюшка сам решает.
– Боги милостивые! – застонала, сжимая голову руками, старшая боярыня, а Любица крепче обняла Вельку.
– Да, вижу, непросто все, – Чара усмехнулась, – и парень непростой, и девки тоже, была бы из них одна холопкой! Ну, вам решать.
