откашлялся и произнес:
– Хорошо, приступим. Мы должны быть в храме на ритуале Пратимас через два часа.
Я обещала помалкивать во время совещания, и это оказалось нетрудно: я восхищалась тем, как Эммори проводит его.
Подозреваю, что из-за меня все вели себя сдержаннее, чем обычно, но не намного. Временами раздавался смех, звучали едкие замечания… Все это очень напоминало нашу банду за составлением плана очередной операции.
Эммори терпел вольности в разумных пределах, но не позволял обсуждению отклоняться от темы.
«У него отлично получается», – сказала я Зину через наш приватный канал, чтобы никто не подслушал.
Зин стоял, опираясь на стену. Он посмотрел на меня сверху вниз, рассеянно улыбнулся и снова сосредоточился на диаграмме на стене.
«Даже лучше, чем он сам думает, ваше высочество».
«Он все еще злится?»
Вопрос прозвучал удивительно по-детски, будто маленькая девочка волнуется, не накажут ли ее. К счастью, Зин не стал заострять на этом внимание.
«Нет, мэм. Я поговорил с ним».
«Правда?»
Зин мимолетно улыбнулся.
«Вы многим для нас пожертвовали, мэм, справедливо отплатить вам тем же. Он был зол не столько потому, что вы предложили использовать меня как заложника, сколько потому, что эта идея была…»
Он замялся, затрудняясь подобрать нужное слово, и мне пришлось сдержаться, чтобы не поднять бровь.
«Бессердечной? Не им придуманной? Какой?»
«Опасной. Я знаю, мэм, вы думаете, что Эммори непобедим, но пара сыщиков – совсем не то же самое, что каждый из них поодиночке. Вы же знаете: если что-то случится с одним из нас, другой, скорее всего, будет побежден. Мы вместе уже очень давно. Эммори тревожился не обо мне и не о себе, а о том, что вы останетесь без защиты. Он поклялся вам, и эта клятва значит для него больше, чем наша безопасность или жизнь – хоть его, хоть моя».
Я это знала, и от одной мысли, что я могу кого-то из них потерять, мне стало плохо.
«Что бы ни говорил Портис, я прекрасно защищала себя сама в течение двадцати лет».
«Разумеется. – В голосе Зина послышалась смешинка. – Мне не особенно хочется умирать в обозримом будущем, но это профессиональный риск, ваше высочество. Эммори просто… не любит проигрывать».
«Присоединяюсь к нему».
«А я рад быть с ним за компанию – обычно с ним чертовски забавно».
«Так я и думала. – Мне тоже пришлось проглотить смешок. – Ты, наверное, и с высоты прыгаешь – просто ради забавы».
«Только если эта высота быстро движется, ваше высочество».
Я фыркнула чуть громче, чем следовало, сдерживая смех. Услышав меня, Эммори, слушавший доклад Уиллимет об организации охраны внутри храма, с любопытством взглянул на нас.
Совещание длилось чуть больше получаса. После этого я отправилась к себе, и Стася, ворча, суетясь и пихаясь, быстро подготовила меня к наступающему дню.
Час спустя я вышла из спальни, одетая в блестящее изумрудное сари, чуть темнее моих волос, и увешанная золотыми украшениями на сумму, которой хватило бы, чтобы заплатить за топливо для «Софии» на целый год.
– Готовы, ваше высочество? – спросил Эммори.
– Нет еще, – опередив меня, ответила Стася. – Нужно еще пальто.
Она встряхнула то самое пальто с серебристым мехом, в котором я гуляла по берегу, и подала его мне.
– Стася, мы будем внутри большую часть…
Под ее яростным взглядом я подавилась своим протестом, гадая, когда моя горничная успела превратиться в этакого ужасного деспота, и послушно повернулась, чтобы надеть пальто.
Зин ухмыльнулся. Не удержавшись, я показала ему в ответ язык. Эммори от души расхохотался, так и не сумев притвориться, будто закашлялся.
Пратимас был красочен и ярок. От шума толпы и песнопений гудело в ушах. Разноцветные бенгальские огни ослепительно сверкали даже при свете солнца; люди целовали друг друга в щеки, праздничные благословения лились с их губ рекой.
Казалось, половодье праздника, затопившее столицу, смыло прочь гнетущие Империю тревоги. Сегодня скорбь о смерти сестер померкла. Сегодня заботы о недавних нападениях саксонцев были отложены в сторону.
Пратимас был отдушиной, необходимой всем нам, чтобы избавиться от миазмов ушедшего года, триумфом света над мраком, окончанием всего, что нас мучило. Я знала, что все эти надежды связаны со мной, и в кои-то веки это меня не пугало.
