— Не ожидал, не ожидал такого выбора, но будь по-твоему, дева меча. Страж Каркс, оставь оружие и следуй за девой Адринн. Исполняй ее прихоти этой ночью. Исполняй хорошо.
Безмозглый страж Каркс не произнес ни слова. Отдал тяжелое копье и щит ближайшему соратнику, отстегнул пояс с коротким мечом. Приблизился к Алабели и встал за ее спиной. Теперь настала моя очередь пребывать в недоумении. Поступок ведьмы не поддавался здравому пониманию.
— Мои воины неразговорчивы, — пояснил граф Балинт, — но свое дело знают. Они поклялись молчать, пока в стране не кончится гражданская война. Прошу понять их и не пытаться разговорить. Мои слуги проведут вас в отдельные покои.
Граф махнул рукой, и слуги тотчас же принялись выполнять приказ. Я направился в одну сторону, Алабель — в другую. Ночь обещала быть жаркой, но среди мыслей о предстоящих удовольствиях проскакивали чрезвычайно важные вопросы. Зачем, во имя преисподней, девица решила провести ночь с опаснейшим защитником замка? Почему, молот Эрхивиана ей на голову, она не показала свою симпатию к графу, ведь момент был замечательным? Ответов я пока получить не мог.
Глава 30
Ужас Пансеги
Это походило на сон: десятки свечных огоньков, подрагивающих в такт моему беспокойному сердцу; огромное ложе, по сравнению с которым соломенная кровать в гостевой комнатушке — колыбель для новорожденного; большой сосуд с вином для утоления жажды после плотских утех. Прекрасные нимфы, сопровождающие меня.
Суетливые слуги впустили нас и закрыли дубовую дверь. Тревога наконец отпускала мой разум. Весь день она не давала мне покоя, шептала об опасности, таящейся повсюду, но теперь все иначе. Я и подумать не мог, чем закончится встреча с графом.
И без того скудные одежды наложниц соскользнули с их плеч, миновали манящие бедра и упали на пол. Любоваться на открывшийся моим глазам вид можно бесконечно, но не только зрение я хотел сегодня порадовать. Я торопливо распутывал завязки на рубахе. В голове проскочила мысль, что веду я себя как юнец: меня не слушаются пальцы, движения становятся неловкими. Пришлось тут же взять себя в руки. Мне не хотелось изображать из себя похотливое животное — девушки должны видеть во мне опытного и чуткого любовника. В конце концов, впереди у нас целая ночь.
Я полностью разделся и лег в центр ложа, увлекая за собой прелестниц. Поглаживая изящные изгибы их тел, бросая взгляд то на одну, то на другую, спросил:
— Значит, все вы понимаете, о чем я говорю?
Нардарийка с роскошными волосами засмеялась и кивнула.
— Даже ты? — обратился я к раскосой красавице.
— Гораздо лучше, чем два года назад, — с заметным акцентом произнесла она.
— Как же тебя зовут, чужестранка?
— Боарика.
— У тебя нежный голос. Надеюсь, губы твои столь же нежны. — Я одарил девушку страстным поцелуем.
Нардарийка тем временем перешла к активным действиям. Она явно была смелее прочих. Ее руки исследовали мой возбужденный детородный орган, а губы скользили по моей груди и шее. Ходить вокруг да около можно было хоть час, хоть два, но зачем откладывать вещи, которых мы жаждем оба? Я притянул нардарийку ближе, обхватил ее бедра и отстранил от своей груди. Она все поняла и оседлала меня, словно жеребца. То, что надо: свои силы я пока должен беречь.
Несмотря на это, свободной правой рукой я ласкал девушку с Пансеги. Третья, смуглая, вела себя робко и явно была чем-то расстроена. Что ж, угодить всем невозможно, и я не собирался каким-либо образом менять ее мнение обо мне. Работы у меня и так навалом.
Нардарийка с прерывистым стоном рухнула подле меня. Я сделал глубокий выдох, взглянул на нее и поднялся с ложа. Нужно перевести дух, к тому же мне захотелось вина и прохладного воздуха. Я налил себе полный кубок и лукаво произнес:
— Пейте, мои красавицы. Свое вино я осушу быстро.
Я подошел к высоким ставням и открыл их. Ночной воздух тут же коснулся моей разгоряченной кожи. Подействовал на нее, как поток воды на красные угли.
Вид из этих покоев открывался замечательный — светлая ночь позволила рассмотреть внешние стены замка, с большой высоты кажущиеся игрушечными. Словно бы построены они из песка. Скала, приютившая это творение человеческих рук, пропадала в чернеющей бездне, а далеко внизу мерцали огоньки у десятка домов. Неудивительно, что граф Балинт считал себя вершителем судеб. Находясь под небом, трудно всерьез воспринимать проблемы маленьких людей. Их отсюда попросту не видно. Вполне вероятно, что в туманное утро лишь донжон Вековой Вершины возвышается над долиной,
