— Сражение на песке. Да и день выбрали праздничный.
— А чего странного в песке? Не так тяжело падать. Да и в глаза бросить можно.
— Вот и я об этом. Тут впору задуматься о разного рода случайностях.
— Будет тебе. Опытный боец не попадется на такую хитрость, а наши дуэлянты наверняка неглупые. Благородные. Да и оружие будет в двух руках.
— Ты решила притащить меня сюда только для того, чтобы стянуть еще монетку?
— Или чтобы ты смог отыграться…
Отыграться, как же! Я хорошо помнил, к чему приводит азарт. Но считал, что он уже давно не имеет надо мной власти. Сейчас не знаю, что и думать. Лучше не забивать этим голову и поговорить о другом.
— Как, Алабель? Как ты научилась так драться? Ты немногим старше Энрико, а ему всего двадцать. Да еще и девица. Я не знаю ни монастыря, ни ордена, где женщин обучают воинскому делу. Если ты не аристократка, то кто тебя этому обучил?
— Сам-то ты не очень делишься своим прошлым…
— Но для меня хотя бы есть объяснение. Ты не можешь удивляться моим навыкам, зная, что я много лет был наемным воином. А кем была ты до того, как грабить путников в Сараксе?
— Может, я тоже сумела протоптать половину мира? Такое тебе в голову не приходило?
— Очень сомнительно. Мало времени для этого.
— А что, если я скажу, что родом из Флагранга?
— Это значит, что ты подданная этого королевства. Кстати, во Флагранге я тоже бывал.
— О, — улыбнулась Алабель уголком рта. — Может, ты мой пропавший отец?
— Не смешно. Я был там в первый раз и сравнительно недавно. И дети у меня могли появиться там лишь от довольно сомнительных женщин.
— Чем же ты там занимался кроме того, что посещал злачные места и сомнительных женщин?
— Залечивал старые раны. Но мы отошли от темы. Предположим, ты сказала правду. Держим в уме, что… — Я воровато огляделся и удостоверился, что нас никто не подслушивает. — Что ты особенная. В Гелетии на таких особенных объявлена охота. Могу предположить, что тебе и твоей семье пришлось бежать из королевства. Но почему Мальдион? Вольные города ближе.
— Предположим, — переняла она мою манеру речи, — что в вольных городах в то время всякие наемники, подобные небезызвестному Фосто, устраивали честным людям самый настоящий ад на земле. По сравнению с которым мои злодеяния в Сараксе — благотворительность.
— Не так уж много я знавал честных людей. Но ты права в том, что работа порой огорчала меня.
— Предположим, что в Мальдионе у меня и моих покровителей были связи. А сами покровители были такими же особенными, как и я. Они научили меня сражаться, научили древнему и забытому языку, который существовал еще до Нардарии.
— Что же с ними стало?
— Ничего хорошего. — Алабель замолчала.
Оживилась толпа. Герольд объявил о том, что поединок чести вот-вот начнется.
— А ты? — спросила Алабель. — Ты владеешь мечом не как простой наемник.
— Когда я говорил, что меня обучал лучший фехтовальщик вольных городов, я не лгал.
— Граф Фарвинг из Арисгата! — вскричал герольд.
Из своего шатра в сопровождении слуг вышел закованный в тяжелую червленую броню рыцарь. Он был большого роста и производил впечатление крайне опасного соперника. Лично я не хотел бы разрешать спор с таким воином силой. Его лицо полностью скрывал большой шлем, украшенный причудливым гребнем, а на плечах висел дорогой бордовый плащ. В руках он сжимал щит и тяжелую палицу. Он не потрясал ею, не выкрикивал ругательств и угроз в сторону врага. Просто стоял и молчал.
Его противник не появлялся несколько минут. Я, да и вряд ли только я, решил уже, что битвы не будет. Что второй ее участник решил ретироваться. Эта мысль была ложной. Противник графа Фарвинга покинул свое укрытие в гордом одиночестве. Это был юноша с правильными чертами лица и глазами, полными грусти. Ни его рост, ни ширина плеч не шли ни в какое сравнение с могучим телосложением графа. Молодой рыцарь Гильберт Стор медленно взошел на арену. Шлем он держал под рукой, и его длинные светлые волосы трепал ветер. Его имя объявили, но сразу после этого поединок не начался. Гильберт поднял руку, прося выслушать его.
— Уважаемый народ Гелетии! Благородные и безродные! Сегодня я вынужден вступить в бой с отцом той, что я любил больше жизни. Не я желал этого. И видит бог, я не виновен в ее смерти. Облава, которую устроил на меня и мою возлюбленную господин Фарвинг, заставила нас искать убежище в замке его недруга. Но мы не нашли там покоя — люди Фарвинга подкупили хозяев замка. Они выдали дочь отцу, а меня те хозяева бросили в темницу. Но Истрид не смогла пережить разлуки. Она бросилась с обрыва в реку, и никто из людей графа не смог ее спасти. Скажите же мне теперь, люди, кто более виновен — я или отец ее?
