притворно-равнодушной. Но в нынешнем полуденном часу, разморенная жарой, тишиною сада, нарушают которую лишь канарейки в серебряных клетках, панна Клементина вот-вот соскользнет в сон. И маска сползает, обнажая истинное лицо. Жаль, не разглядеть: панна Клементина предусмотрительно прячет это лицо в тени зонтика.
И Евдокии выдали. Неудобная вещь, мешает…
Аленка о чем-то шепчется с Лизанькой… с остальными у нее как-то не сложилось. Аленка не жаловалась, нет, но Евдокия ведь не слепая…
…купеческая дочь, куда ей до шляхетных панночек…
…и обидно становится едва ли не до слез, не за себя, самой-то Евдокии плевать на весь этот двор, а вот сестрица…
– Спать на солнце вредно. – У Евдокии забрали зонт и раскрыли над головой.
– Я не сплю.
– Плачете? – Лихослав, не спрашивая разрешения, присел рядом. – Не думал, что вы способны плакать.
– Почему?
Нет, Евдокия вовсе не плакала, не видела она причин слезы лить – ну не из-за Греля же ей расстраиваться, в самом-то деле? – но вот само это высказывание задело ее до глубины души, будто бы Лихослав взял и отказал ей в исконном женском праве на слезы.
– Не похожи…
– На женщину?
– На слезливую женщину, – уточнил он. – Что случилось?
– Ничего.
Просто солнце. И зонтики кружевные. Розы, азалии и маргаритки россыпью, будто перламутровые пуговицы на зеленом бархате газонов. Красавцы и красавицы, двор королевский с его величеством, который без короны выглядит самым обыкновенным человеком: несколько суетливым, любезным и лысоватым… лысина на солнышке блестит.
Его величество хохочут…
…пляшут и кривляются шуты… до Евдокии доносятся голоса, а слов не разобрать.
И, наверное, если она подойдет ближе, не будет беды; быть может, его величество улыбнутся и ей, Евдокии. А королева, облаченная в то самое, милое Грелеву сердцу, морское платье, одарит мимолетным взглядом. И не будет в этом взгляде обычной женской ревности, но лишь вялое любопытство…
– Не знаю, кто испортил вам этот день, – Лихослав протянул кулек с орешками, – но если хотите, я его убью.
– Вот так просто?
Орешки, сваренные в меду, спрятанные в плотные сахарные панцири, несколько примирили Евдокию с действительностью. И вправду, чего это она расклеилась?
– Почему нет? – Лихослав ныне был в обычном своем мундире, который, следовало признать, шел ему неимоверно. – Убивать вообще просто…
…он сам выглядел утомленным.
– Вам доводилось?
– Доводилось. – Он раздавил сахарный панцирь и вытряхнул ядро на смуглую ладонь.
– И мне… – призналась Евдокия. – Потом было тошно…
– Это только в первый раз. – К счастью, Лихослав не стал уточнять, кого и когда она убила. – Потом легче… с каждым разом легче… а потом наступает момент, когда смерть не вызывает ничего. У нас в полку служил один… мы с ним не были приятелями; приятелей, честно говоря, у меня не так и много…
– Отчего?
– Да не сложилось как-то…
И вправду, не сложилось, иначе и не скажешь. У самой Евдокии подружек нет. Да и откуда им взяться, ежели она первую половину короткой своей жизни с маменькой в разъездах провела, а вторую, взрослую, – в делах?
– Мы в один год с ним пришли… я, правда, в чине, но… так принято. Он сам по себе был, но… веселый парень. Свойский. Со всеми на короткой ноге. После первой стычки с хольмцами, помню, плакал… не знал, что у них в бой и бабы… извините, женщины ходят.
Лихослав давил орехи пальцами, беззвучно лопалась плотная сахарная оболочка, падала на брюки, на скамейку, на траву. И сами орехи раскалывались пополам и тоже падали, и, наверное, он сам не замечал, что делает.
– Года не прошло, и ему стало все равно… а потом понравилось. Это бывает. На Серых землях все… немного не так. Это сложно объяснить, но там… там не растет трава, только мох. Он не серый, но такой, белесый… иногда розоватый, а когда кровь льется, то на пару дней становится темно-пурпурным и выпускает тонкие стрелки такие, будто цветы. И стоит подойти, как цветы лопаются, а в воздухе повисает пыль. Она медом пахнет и на вкус сладковатая, приторная очень. Ее собирают… вы слышали про «хельмову радугу»?
Евдокия кивнула. Слышала. Счастье на развес. Абсолютное. С гарантией. Правда, длится оно всего-то несколько часов, но…
