немного: всего восемь человек, двое из которых были женщины, которым, из-за потери мужа или не имения денег, просто не было за что кормить детей. И вновь никто не вернулся. Вообще. Тогда и было решено возвести перегорождавшую железобетонную кишку стену из всего, что только можно было найти. Так и поступили, – мы опять въехали в светлый участок и я увидел, что Герасим поведывал нам всё это, будучи всё также повёрнутым к стенкам туннеля. На этот раз в его глазах я не нашёл ничего, кроме некого безразличия, отчего мне стало не по себе. Его самокрутка, кстати, была давно докурена и выброшена, так что теперь ничто не отвлекало его от рассказа, который он повествовал строгим, монотонным, приглушённым голосом. – Сначала её сделали прям у Могилёвской. Только через полгода, когда все более-менее обустроились и поняли, конечно, не в полной мере, но всё же частично, что отсюда им уже никуда не сбежать и Апокалипсис уже произошёл, Верхи решили исследовать хотя бы первую четверть туннеля. Завал разгребли и послали туда небольшую группу и пяти человек. За ними ещё одну, с прожектором на дрезине, который должен был освещать путь первой бригаде. Саму же дрезину тросом присоединили к буксировочной катушке, чтобы, если что, вернуть её с людьми, или без них, назад. В конце концов они добрались до запланированной точки. И тогда сыграла людская алчность и жажда большего, чем нужно: они решили продолжить путь. И вот когда трос раскрутился примерно на километр, он резко натянулся до предела, а из туннеля послышались душераздирающие крики. Катушка была с электроприводом, поэтому трос намотала довольно быстро. К великому счастью дрезина тоже прибыла на место, но ни единого человека на ней не оказалось. Благодаря полученной информации, было решено построить ещё одну изгородь: на пятисотом метре, середине пройденного пути. Так и поступили. Теперь там стоит немалая забоина, перекрывающая тоннель, а рядом с ней всегда дежурит патруль… – он сделал короткую паузу. На секунду я подумал, что он закончил, однако не тут-то было. Как оказалось, у Герасима осталось ещё много историй: – Но… в последнее время и это не помогает. Не так давно там изредка стали пропадать люди. Вот вышел человек, скажем, до Могилёвской пройтись, и назад не вернулся, ни через час, ни через день, ни через неделю. Пока таких случаев было не слишком много, где-то раз десять такое было зафиксировано, причём преимущественно жертвами были дети. Вот у моего знакомого дочь пошла на Могилёвскую еды купить. Ей пять всего исполнилось, поэтому это было для неё, так сказать, крещением. И вот она ушла, а обратно не вернулось. А ушла она три дня назад. Вот такое вот получилось, ха, крещение. В общем, что-то там непонятное творится, поэтому и съезжают оттуда все. Трупов, кстати, найдено тоже не было. Так что никак, как только сверхъестественными, подобные случаи не назовёшь. Многие предполагают, что в этом людоеды виноваты, мол, проникают как-то, да детей воруют, – я невольно вспомнил Петра. – Да вот только толку-то, от этих предположений, люди-то всё равно пропадают… – Тут рассказчик вдруг вновь остановился, после чего, уже своим старым, воодушевлённым, бодрым голосом сказал: – О, а вот и станция!
Впереди показался свет. Яркий. И чем ближе мы к нему приближались, тем больше он нарастал, поглощал тьму туннеля, открывал лежащий перед нами простор.
– Стой! – послышалось впереди.
Мы находились примерно в метрах ста от станции, поэтому теперь видели гораздо больше, чем раньше: прям у самого перрона, по краям от рельс, были навалены мешки с песком, между ними на рельсах лежал металлический настил примерно метр в длину. Большой состав такой точно не остановит, а вот какую дрезину сможет. На самом же настиле стоял человек. Я толком не мог разобрать, но вроде бы он деловито сомкнул руки за спиной и, широко расставив ноги, с поднятой головой смотрел на нас. По бокам от него, за мешками, расположились два пулемётчика.
Это и был охранный пост Автозаводской.
– Идентифицировать себя! – раздалось оттуда.
– Ах, ну да, совсем я с вами забылся. Хотя, эээх, – он полез под свою лавку, – последнее время это и не нужно было вовсе. Так где тут, – достав фонарь, больше напоминавший длинную трубу, попытался найти включатель Герасим, – а вот… Так, рассядьтесь чуть в стороны парни…
Это он сказал нам. Как только мы выполнили эту просьбу, он включил фонарь, предварительно нацелив его вперёд. Яркий свет прорезал тоннельную мглу и добрался до охранного пункта: не мог не добраться. Затем старик ненадолго прервал поток света, вновь включил, вновь прервал, вновь включил и тут же выключил, подержав его на этот раз меньше времени, чем все остальные.
– Герасим? Ты что ли? – раздалось со стороны станции.
– Да я, я, – устало, но громко, сказал перевозчик.
– Ого, а что ж ты сегодня так, без детей в эскорте? – вновь послышалось спереди, но только когда мы двинулись.
Краем глаза я успел заметить, как мужик, стоявший посередине, сошёл с пути. А два стрелка быстро принялись сдвигать с рельс настил.
– А у меня сегодня в грузе не только батареи просто. – Герасим уже почти не кричал: мы подъехали ещё ближе.
– А, ну я уже вижу, – сказал мужчина лет сорока. Ничем особо примечательным его лицо не отличалось, одет он был так же, как и ранее виденные мною здешние охранники. Запомнилась мне в нём только его вязаная шапочка на голове и большая горбинка на носу, и всё. – А им-то здесь что надо?
– Ну, скажем так, у них тут есть свои дела, – ответил старик, когда мы проехали местный КПП.
Глава охраны, а так же его подопечные, с неподдельным интересом наблюдали за нами, мол, что может быть такого важного у этих парней на Автозаводской? Однако у нас, а именно у меня, было действительно нечто очень важное. И это было здесь, если я вновь не опоздал…
Станцию полностью покрывал свет, хотя, если быть более точным, не полностью… Местами: станция была уставлена теплицами. Она была чуть больше Могилёвской, так что здесь можно было бы разместить побольше всяческих прилавков и жилищ, однако она была выделена под, так сказать, сельскохозяйственные нужды.
