Снова золото.
Тяжелое одеяние, столь плотно расшитое золотой нитью, что казалось панцирем, надежно защищавшим такую хрупкую плоть. Из этого панциря выглядывали побуревшие скрюченные руки, больше похожие на птичьи лапы. Правая сжимала хрустальный шар. К левой привязали золоченый посох- палку.
— Это малый императорский жезл, — поправил Альер. — Все-таки тебе несколько не хватает образования. Ничего. Мы это исправим.
Голос его звучал нарочито бодро, но за этой бодростью мне слышались нервические ноты.
Я вновь повернулась к мертвецу. Его лицо скрывала белая мраморная маска.
— Посмертная…
…губы прорисованы красной краской. Глаза подведены черной. Угольные брови, сошедшиеся над переносицей. Крохотная бородка…
— Так было принято. Даже мою тетушку, венценосную Гернарду, которая отравила своего дорогого брата и супруга и правила после его смерти благословенные сто лет, при жизни изображали мужчиной. Да и после смерти… женщина не может быть Императором. Как и ребенок…
— Но ты ведь не стал…
— В каком-то смысле стал. — Он вдруг оказался рядом. — Твой человек был прав в том, что императорские регалии — это сильнейший артефакт. И да, верность подданных он обеспечивал, не без этого… хотя моей тетушке удалось найти лазейку в клятве. В конце концов она отравила особо наглую наложницу, а уж то, что мой дядюшка любил разделять с низшими пищу… увы, это его сгубило.
Холодная ладонь.
И пальцы цепляются за мои, словно он боится, что исчезнет, стоит взглянуть на собственное тело.
— Оно уродливо, — пояснил Альер. — А кому приятно смотреть на уродство? Но я не о том… императорские регалии на многое способны. Взять наше долголетие. Или вот отменное здоровье. Или устойчивость к проклятьям, к ядам… ты же понимаешь, что никакая наследственность не подарит иммунитет к мышьяку.
— Ты знаешь такие слова?
— Ты знаешь. А я пользуюсь. Сейчас мы в какой-то мере едины… тонкий мир. — Альер все же отступил. — Когда стало понятно, что целители меня не спасут, отец велел принести их… и лично надел на мою голову Большой венец… тяжеленная дура, да… если бы немного раньше, глядишь, и спас бы. А так… только агонию продлил. Но сугубо юридически я — Император.
— Очень за тебя рада.
Маска.
И золотой шлем, из-под которого выглядывают белые косицы.
— Меня всегда раздражала эта прическа… извини, я много говорю, но за эти годы я несколько соскучился по общению…
— Ничего…
Я увидела подвеску.
На груди, как он и обещал. Только тонкая цепочка слилась с золотым панцирем, а камень затерялся среди других камней.
— Стекло можешь разбить. Возьми с собой своего человека. Он выглядит достаточно сильным. Только предупреди, чтобы не использовал здесь магию. — Альер отвернулся. — И да… вам понадобятся деньги. Поэтому словом своим я разрешаю взять все, что вы сочтете нужным…
— Спасибо. А если…
…если я уйду?
Дам слово и просто уйду.
Завтра, когда рассветет… что он мне сделает?
— Ничего, — ответил Альер на невысказанный вопрос. — В реальном мире я ограничен своим домом.
Он обвел рукой комнату, которая вернулась к прежнему, уютно-обжитому виду. Огонь. Столик. Вино, фрукты и никаких мертвецов, чью близость я все равно ощущала.
— Ты слишком впечатлительна. — Альер крутил в пальцах бокал, позволяя вину подбираться то к одной, то к другой его стенке. За прозрачным стеклом вино казалось густым и тягучим и цвет имело неестественный, рубиново-яркий. — Но нет, я не боюсь, что ты меня бросишь. Ты слишком нежна, Оливия… впечатлительна… ты мне сочувствуешь… и ты в жизни не бросишь беспомощное дитя…
— Ты давно уже не дитя.
Вот же… а ведь прав, не брошу.
— Да, но ведь выгляжу ребенком, — он лукаво усмехнулся. — Кроме того, я могу быть полезным. К примеру, я могу объяснить твоему человеку, что именно он отыскал. И научить его… теперь я многое знаю.
Интересно откуда…
— Моих учителей похоронили здесь же. Времени у нас было много, заняться нечем… так что… — Альер пожал плечами. — Пожалуй, я с гордостью
