Именно.
— Я в порядке, — сказал он Тихону, который держался рядом.
Молчал.
И в молчании этом почти растворился в окружающем мире. Альвины такие, сольются с пейзажем, мимо пройдешь и не заметишь, даже этого, который на своих собратьев не похож.
— Прости, мой друг, но ты не в порядке. — Тихон присел на землю. Ноги скрестил.
Вздохнул.
Поднял камешек, самый обыкновенный, не драгоценный. И на камешек же поставил. Полюбовался сооружением. И добавил еще один. Этак он мог играться часами.
— В порядке… ничего нет. Я больше не хочу убивать, и значит…
— Мне ль говорить, что она затаилась.
Даже не повернулся, поганец этакий… затаилась? Где затаилась? В голове Ричарда? Чушь какая… Тихон просто ждет и не дождется, когда сможет в голову залезть и в этой голове устроить порядок по своему желанию.
Альвинам нельзя доверять.
Они ненавидят людей.
— Она тебе говорит, что мне не стоит верить. — Тихон поставил семь камней. И вот как у него получается-то? Камни самые обыкновенные, округлые, но кривоватые, а ведь поди ж, держатся. — Я тебя не ненавижу.
— А кого ненавидишь?
— Наверное, никого… ненависть — чуждое нам чувство.
Ну да… а Ричард взял и поверил.
— Ненависть разрушает суть, — Тихон приложил ладонь к груди. — А это убивает. Не духовно, как вас, но физически. И ту войну мы проиграли, потому что не могли воевать. Мы создавали препятствия. Взращивали леса, полные ловушек. Выпускали в мир животных, которые… которые были все одно животными. Ты встречался со жвирклом. Но не им равняться с восставшими тварями имперцев. Наши леса горели. Наши животные становились основой для новых созданий. А мы сами… мы пытались убивать, но… каждая смерть изменяла, отравляла наш собственный дух.
О да, бедные альвины…
Жалости не было. Было глухое раздражение.
Война? На войне не бывает такого, чтобы к сопернику испытывали жалость. А уж страдать по погибшим имперцам…
— Не знаю, почему нас вообще не уничтожили. — Ладонь Тихона застыла над башенкой из камней. — Возможно, им понадобились наши силы… или кровь… или… альвинам можно найти применение.
…да, об этом упоминалось в некоторых трактатах. Жаль, что Ричард отнесся к упоминаниям несерьезно…
— Я не должен был злиться. Гнев разрушает. — Ладонь сжалась в кулак, и башенка, будто лишившись внутренней опоры, рассыпалась. — Она не ушла, Ричард. И ты не в порядке.
Что?
Снова… нет… Ричард здоров. И бодр, настолько, насколько он может быть здоров после трехдневного бодрствования.
Он развернулся, намереваясь скрыться в махине.
Надо будет вовсе убраться.
Конечно.
Он заберет свою долю… половину? Ладно, Ричард согласен и на меньшее. Ему хватит.
Заберет.
И уйдет.
У него своя дорога и… додумать он не успел, хотя почти уже поймал чудесную, совершенно гениальную мысль, когда прохладные ладони альвина коснулись висков. И вместе с ними пришла тьма.
Сладкая.
Убаюкивающая… ничего, Ричард не станет спать.
— Не стоит сопротивляться, друг мой, — голос альвина доносился издалека. — Я не собираюсь причинять тебе вред… я хочу лишь помочь.
Ложь. И оба знают, что это ложь… и Ричард не собирается ее слушать. Он просто… просто позволит тьме обнять себя. Она ласковая и мурлычет, как древняя матушкина кошка, которая перебрала все сроки кошачьей жизни, а все одно не спешит уходить… да, именно… тьма-кошка коснулась лба, щекотнула усами губы. Спи, Ричард, позволь тьме напеть тебе сны…
…о долине.
