Нет.
Похоже, но нет, запах более терпкий, мужской, кажется… а платье? Платье стало чистым. Не просто чистым — идеально чистым.
Не только оно. Я чувствовала себя так, будто в косметическом салоне побывала. Пыль, пот, раздражение… если верить огромному зеркалу, я была прекрасна, как в лучшие дни нашей с Владом жизни.
Высокая прическа подчеркивала линию шеи. Альвинийские шелка делали фигуру обманчиво хрупкой, каким-то магическим, не иначе, способом не скрывая, но подчеркивая округлости…
Проклятье, этак недолго и в себя влюбиться.
— Погоди. — Ричард тряхнул сумкой, следовало заметить, размеров весьма внушительных. Не знаю, что он там таскает, но… — Нет… не то… не пойдет… ага… вот. — На свет появилось золотое ожерелье из пластин, чем-то напомнившее мне строгий ошейник. — Примерь.
— Не хочу.
— Я настаиваю. — Этот гад умел улыбаться. — Не дело благородной лайре появляться без украшений. На рынок еще пойдет, а вот в обществе… не поймут.
С чего это вдруг его стало заботить, поймут ли меня в обществе?
В комплекте к золотому ошейнику шли золотые же кандалы, сиречь браслеты. И я еще упрекала Влада в любви к массивным вещам? Да каждый из этих браслетов минимум килограмм весил.
Отказаться не вышло.
Ричард был столь любезен… столь любезен, что мне стало очень и очень не по себе. И я решительно… попыталась избавиться от этакой красоты.
— Не спеши, девочка. — Он приобнял меня. Какая утомительная нежность.
И в глаза заглянул.
И улыбнулся так… очаровательно. У меня от этой улыбки прямо мурашки по спине побежали.
— Разве они не прекрасны?
— Что ты задумал? — поинтересовалась я, усилием воли стряхивая некую липкую томность, вдруг меня охватившую. Состояние, что характерно, прежде мне не знакомое.
— Почему я…
— Ричард. — Я ответила не менее очаровательной улыбкой. — Я тебе не нравлюсь. Никак. Ни в золоте. Ни без золота. Я это, если хочешь, шкурой чувствую. И с утра ты…
— Я был не прав…
— Может быть. — Какая женщина способна устоять перед таким убойным аргументом, как признание мужчиной собственной неправоты? У меня вот вышло. — Но я и теперь тебе не нравлюсь. Тогда зачем это все?
Я дернула золотой ошейник, который и не думал расстегиваться. Да и как, если застежка маскировалась под чеканную пластину. Пойди попробуй отыщи ее самостоятельно среди других аналогичных пластин.
Грен наблюдал за нами, покусывая наманикюренный мизинец. И вот было в его взгляде что-то такое… настораживающее.
— Ладно, — сдался Ричард, но плечико мое не выпустил. И поглаживал этак, нежно. Была б мороженым — растаяла бы. — Угадала… мне ты ни в золоте, ни под золотом… но, думаю, произведешь впечатление на одного хорошего человека…
— Да за…
— Тише, — пальцы плечо сдавили.
Не сказать чтобы больно, скорее уж предупреждая.
— Я хочу позлить его жену, и только…
— Зачем?
— Старые счеты…
И плечико отпустил.
Вот и думай… с одной стороны, чувствую шкурой, что не сказал он всей правды. А с другой… мне с ним еще уживаться. Пойду навстречу? Будет обязан. И мнится мне, что этакому ковбою от некромантии хуже нет, чем быть обязанным человеку, которого он, мягко говоря, недолюбливает.
Нет, это еще не месть…
Это просто случай выпал.
— Конечно, дорогой. — Я улыбнулась еще шире и, повинуясь порыву, поцеловала Ричарда в щетинистую щеку. — Для тебя — все что угодно…
У него глаз дернулся. Надеюсь, от радости.