Она все же взяла клинок. Третий номер. Для жертв средней величины… кажется, Ричард им только однажды и пользовался, когда свинью раскладывал.
…потом блевал все утро.
— А он ее не мог… точнее, мог, но это однозначно привлекло бы внимание. Расследование началось бы. И как знать, вдруг бы кто обратил внимание на скромного вдовца. Да и она… одно дело — стать почтенной вдовой, женщиной, чей муж погиб, защищая любимую супругу…
Оливия громко фыркнула.
И накинула белую полосу ткани на руку Ричарда.
— …и совсем другое — женой вывертня. Этого бы не простили… поэтому она и не могла действовать официальным путем. А вот воспользоваться ситуацией… в Старой Империи умели ловить нужный момент.
Повязку Оливия накладывала быстро и аккуратно.
И не морщилась, хотя на то, во что превратились его, Ричарда руки, и самому смотреть было неприятно. Ничего… добраться бы до дома… Тихон подлечит.
Вздохнет.
Взглянет укоризненно: разве можно быть столь беспечным?
И все одно залечит. Альвинийская магия похожа на теплый весенний ветер с запахом трав… или воды… взморье… он до моря так и не добрался, все как-то было недосуг. А теперь вряд ли получится, потому что если эта монета существует, то есть и другие. И долг Ричарда рассказать обо всем.
Правда, большой вопрос, будут ли его слушать.
— Понятно. То есть ничего не понятно. — Оливия осторожно убрала хвосты повязки. — Но ты мне потом еще объяснишь, ладно?
— Ладно.
Сейчас он был согласен если не на все, то на многое.
— А теперь скажи… — Она вернула инструмент на место. — Как мы отсюда выбираться будем…
Это Ричарду и самому хотелось бы знать.
Глава 14
ЛЕДИ И БОГИ
Я ненавидела лилии.
Белые лилии. Восковые цветы, сам вид которых у меня прочно ассоциировался с похоронами. Нет, я признавала, что лилии по-своему элегантны, что стоят они дольше, а сильный их аромат…
…бабушка лилии любила.
И я посадила их на ее могиле. Белые, конечно же белые. Остальные — слишком вызывающе. Леди же пристала сдержанная искристая белизна.
В храме пахло лилиями. И не просто лилиями, но именно теми, которые выросли на бабушкиной могиле. Запах этот, явственный, отчетливый, заставлял закусывать губу — дурная привычка, Оливия. Леди не грызут губы. И ногти не обкусывают.
Не плачут.
И вообще ведут себя сдержанно.
Я пыталась.
Только чем дальше, тем сильней увязала в меду эмоций. Будто с души отошла заморозка… хорошее сравнение. Я вдруг осознала, что раньше, после бабушкиной смерти, жила по инерции. По старому распорядку, цепляясь за мелочи, вроде накрахмаленных салфеток и столового серебра, которое надлежало чистить в последнюю субботу каждого месяца. Сервиза фарфорового. И набора крючков.
Я вязала.
Вышивала.
Надевала шелковые блузки с бантом у горла. Юбки-карандаши длиной до середины голени… и шляпки. Я купила три дюжины шляпок и столько же туфель, находя в том странное утешение. Я старалась соответствовать ее идеалу.
А сама…
Запах лилий дурманил. Наверное, если бы я позволила, этот сладковатый аромат увел бы меня… куда? Уж не в страну ли вечного забвения и вечного же счастья? Там, где я бы все-таки достигла чужого идеала и стала бы…
— Оливия…
