Я моргнула. Вот тебе и отвлеклась. Просто разговор прервался, Ричард задумался, а с ним и я, причем над вопросами отнюдь не первостатейной важности. Я торопливо мазнула ладонью по щекам, убеждаясь, что до слез дело не дошло.
— Слушаю тебя.
Вежливая улыбка. Наклон головы. Выражение лица… я долго когда-то тренировала его перед зеркалом, и еще с дюжину масок на все случаи жизни. А что, очень удобно, нацепил — и собеседнику кажется, что ты внемлешь каждому его слову, на самом же деле…
…белые лилии и еще мед. Мед я тоже не любила.
Уж не знаю почему.
Мысли путаются.
Надо сосредоточиться. Надо взять себя в руки и уходить. Это место… здесь спокойно и хорошо. Зачем идти куда-то еще?
— Надо, — ответила я, решительно поднимаясь.
Хорошо?
Пыль и запустение. Белый мрамор изваяний, выполненных столь искусно, что статуи кажутся людьми, которые просто окаменели… и почему-то эта мысль не пугает.
— Послушай, Оливия. Это старый храм, но живой. Слишком даже живой.
Ричард поморщился, наверное, ожоги его — где только успел получить? — болели. Я как-то кружку горячего чая на ногу опрокинула, а здесь… здесь ожоги второй степени, да и третьей были, и странно, что он вообще в состоянии здраво мыслить.
— И значит, они здесь присутствуют.
— Боги?
— Да. И не отпустят. Меня, во всяком случае, пока я… видишь там монету? — Ричард указал на запыленный пол, на котором — еще одна маленькая странность — не оставалось следов. Я вошла вот, а следов не осталось. Но монету я увидела. Золотой яркий кругляш заманчиво поблескивал. — Можешь взять ее?
Я пожала плечами.
Наверное.
Попробую.
Я подошла. Наклонилась. И взяла. Золото было холодным, и отнюдь не слабой прохладой металла, готового согреться теплом человеческих рук. Нет, это был холод, идущий изнутри, словно под тонким слоем золота скрывалась ледышка.
— Отлично… а теперь надо как-то передать ее мне, чтобы я не сгорел. — Ричард кривовато усмехнулся. — Есть идеи?
— Сгорел?
— Мы тут в «горячо и холодно» играли…
Спрашивать, с кем именно, я не стала. Ни к чему, чувствую, лишние знания.
— Если я тебе кину, а ты поймаешь?
Ричард задумался.
— Нет, — он покачал головой. — Боюсь, что просто полыхну…
Понятно.
Я призадумалась. Так мы и стояли друг напротив друга. А он… он сегодня не такой самоуверенный. Потрепанный. И на волосах паутинка. Лицо красное, брови опалило. На скуле длинный ожог, будто кто когтем полоснул. Больно ему, должно быть, а он стоит.
Думает.
Сосредоточен.
— А если… послушай, Оливия. Ты сейчас выйдешь из храма. Неспешно. Прислушивайся к себе. Если вдруг покажется, что что-то не так, бросай ее…
Я кивнула.
— Если получится… договор действует здесь… да, пожалуй. — Он наклонился и кое-как подцепил широкий ремень сумки. — Но если вдруг… ты отправишься в город за помощью. Грена найдешь. Тихона… к Милии обращаться не стоит. Убивать она нас не убьет, это ни к чему, а вот позволить ситуации… развиваться самой.
Кривоватая усмешка.
— Понятно, — ответила я, прикусывая губу.
Было страшно.
Не знаю отчего… что страшного в монете? Тяжелая. И все еще холодная. Но не настолько, чтобы больно было в руках держать. Надо просто выйти из храма… а выход вот он, рядышком.
