– Почему бы и нет? – спросил Рожер. – Там их всяко полным-полно.
Гаред побагровел, сжав огромный кулак:
– Ты не возьмешь Лишу в какой-то… какой-то…
– Гаред Лесоруб! – прикрикнула Лиша. – Хоть ты теперь и барон, но не тебе рассуждать, куда мне ходить!
Гаред взглянул на нее удивленно:
– Я просто…
– Мне известно, что ты делал, – перебила она. – Сердце твое на месте, а язык – нет. Я пойду, куда захочу, и Уонда – тоже.
– Это будет потеха, – сказала Кендалл. – Я знаю десяток песен об энджирсских публичных домах, но в жизни не думала там побывать.
– И не побываешь. Дживах сен не место в доме хисах. – Аманвах бросила взгляд на Колива. – Как и шаруму.
– Да ладно, Уонда же идет! – начала Кендалл, но Сиквах шикнула на нее, и та, раздосадованно выдохнув, сдалась и скрестила руки.
Аманвах обратилась к Рожеру:
– Но ты считаешь свою дживах ка дурой, муж мой, если думаешь, что я позволю тебе войти в такое место без меня.
К удивлению Лиши, Рожер поклонился жене:
– Разумеется. Учти, пожалуйста, что я бывал там в детстве, и только в детстве. Я не ведал страсти.
– И не изведаешь, – кивнула Аманвах.
– Дама’тинг, я обязан… – начал Колив.
– Ты обязан делать, что тебе велено, шарум, – холодно сказала она. – Я бросила алагай хора. Сегодня ночью мне ничто не грозит.
Дозорный воздержался от дальнейших протестов.
– Никаких карет, – сказал Рожер, когда они покинули лечебницу Джизелл через задний ход.
– Почему нет? – недоуменно спросила Лиша. – Закон не запрещает ездить ночью.
– Да, но и не разрешает. Нас заметят, а мы направляемся в место, где нам нечего делать.
– Ты же вроде сказал, что бордель потайной, – напомнила Лиша. – Если о его существовании никому не известно…
– То люди увидят кареты гостей из Лощины у пансиона госпожи Джессы для одаренных барышень, – договорил Рожер. – Что будет еще занятнее.
– Что такое пансион? – спросила Уонда.
– Место, где барышень учат заарканивать богатых мужей, – объяснил он.
Дощатые тротуары были безлюдны, когда Лиша, Уонда, Аманвах и Гаред тронулись в путь по кривым энджирсским улицам, пересекая проулки и держась в тени.
Они редко оказывались на виду. Меточного освещения не было, а редкие фонари стояли далеко друг от друга – за исключением самых богатых кварталов.
Несмотря на темноту, компания двигалась быстро, благо меточным зрением видела лучше, чем днем. Все были в плащах-невидимках, кроме Аманвах, которая вышила метки серебром на платье.
– Жуть, до чего тихо, – заметила Уонда. – В Лощине в этот час еще открыты лавки.
– В сети Лощины нет таких дыр, чтобы проникли воздушные демоны, – сказал Рожер. – Сегодня на улицах только стража, мы и бездомные.
– Бездомные? – переспросила Уонда. – Ты хочешь сказать, что бедняков выгоняют в ночь?
– Скорее, не пускают внутрь, но да. Я-то здесь вырос и думал, что так и надо. И только когда начал играть по деревням, увидел, какое это зло.
Как по сигналу, донесся треск, и в высоте ожил участок меточной сети. Воздушный демон опустился слишком низко и отскочил от меток. Защитные линии, похожие на паутину, вспыхнули только на миг, но Лиша успела рассмотреть дыры, достаточно большие, чтобы пропустить демона.
Подземник тоже их увидел. Он завис, с силой хлопая огромными кожистыми крылами и оправляясь от потрясения. Затем спикировал, аккуратно пронзил сеть и пролетел над улицами, высматривая жертву.
Лишу подмывало достать хора-жезл и уничтожить пакость, но если маленький отряд боялся выдать себя каретами, то вспышка магии заявила бы о них громогласно.
Однако и отпускать демона на охоту было нельзя.
– Уонда.
– Да, госпожа.
Оглядевшись, Уонда бросилась к дождевой бочке, стоявшей под свесом крыши. Она прыгнула и оттолкнулась от края, едва коснувшись его; схватилась за кромку наклонной кровли, легко подтянулась и побежала поверху, снимая с плеч лук.
Уонда издала клич, настолько похожий на крик воздушного демона, что спрятавшиеся за мечеными ставнями жильцы вряд ли заметили разницу. Демон услышал и, заложив крутой вираж, ринулся к ней.
Уонда поджидала его, стоя твердо и натянув тетиву, так что стрела подрагивала на уровне уха. Казалось, демон уже подлетел вплотную, когда она
