Да. В крови драконов было серебро, ведь когда он смотрел на него сейчас, оно двигалось и перемещалось, словно живое существо в поисках выхода. Такая крохотная лужица пробудила во всех них такое благоговение! Оно собралось в идеальный круг, немного выступая на дне древнего ведра, как пузырек масла не поверхности воды. Так оно и замерло в неподвижности и все же, все возможные оттенки серебра бурлили и кружились в нем. — Оно прекрасно, — выдохнула Тимара. Она протянула руку и Татс поймал ее за запястье.
Малта и Рейн стояли бок о бок. Их ребенок неожиданно притих.
— Это смертельно, — напомнил им всем Татс. Молодой хранитель обвел взглядом лица, окружавшие ведро и то что в нем находилось. — Что мы будем с ним делать?
— Сейчас? Ничего. — Сурово заявил Лефтрин. Он встретил взгляд Малты. — Мы подняли его. Внизу есть еще серебро, а этого едва хватит чтобы смочить язык дракона. Ту малость, что есть у нас здесь, мы сохраним до возвращения драконов, в надежде, что они смогут использовать ее для спасения ребенка. Кто-то против? — Он обвел взглядом собравшихся хранителей.
Сильве выглядела шокированной, когда говорила:
— Что еще мы можем сделать? Все мы хотим, чтобы юный принц выжил!
Лефтрин скрыл свое удивление. Принц. Так они думают о болезненном ребенке, значит они все рисковали ради него. Он откашлялся. — Тогда хорошо. Сегодня мы не станем больше рисковать, а отложим это и все отправимся отдохнуть.
Она могла чувствовать свет уходящего дня. Ее последнего дня? Может быть. Боль жила в ней: огонь, не согревавший ее. Какой-то мелкий падальщик, более храбрый, чем остальные, потянул ее ногу. Тинталья дернулась, привычное действие теперь приносило боль и он удрал в кусты, выжидать. Не надолго, подумала она. Не надолго.
Она почувствовала, что он приземлился недалеко от нее. Удар от приземления взрослого дракона сотряс грязь на которой она лежала, а ветер поднятый его крыльями пронесся над ней. Она почуяла запахи его мускуса и крови его последней добычи, это пробудило ее голод, но внезапно, даже это чувство потребовало слишком больших усилий. Тело освободило ее от этой потребности. Ничего не оставалось делать, кроме как остановиться.
Она почувствовала, что он подходит ближе.
Еще нет. Было сложно сфокусировать мысли на нем. С меня достаточно боли. Позволь мне умереть, прежде чем заберешь мои воспоминания.
Кало подошел ближе и она чувствовала, что он стоит над ней. Она собралась. Он прикончит ее одним укусом в заднюю часть шеи, в самую узкую ее часть, там где череп соединяется с позвоночником. Это будет больно, но быстро. Лучше, чем чувствовать муравьев, которые уже исследовали ее раны.
Кровь из его пасти капала вниз, на ее морду, сбоку, в уголок рта, туда, где ее пасть приоткрылась. Она почувствовала ее вкус краем языка. Она резко вдохнула. Сладкая пытка. Ее глаза распахнулись.
Большой дракон стоял над ней. Свет коснулся его, заставив мерцать черным, а потом синим. Речная свинья безвольно свисала из его пасти. Кровь капавшая ей в рот была теплой. Он принес сюда свою добычу, чтобы сожрать пока ждет ее смерти. Ее запах опьянял. Она подвигала языком во рту, в последний раз чувствуя вкус жизни.
Он бросил большую свинью прямо перед ней.
Съешь это.
Она не могла словами выразить свой недоверчивый отклик на это.
Съешь это. Если ты съешь, сможешь жить. Если ты будешь жить, я смогу найти пару, подходящую мне по размеру. Кало отвернулся от нее. Я буду охотиться для себя. Я вернусь.
Она почувствовала, как дрогнула влажная земля под ней, когда он взлетел. Глупый самец. Она уже была безнадежна для этого. В этом не было смысла. Она медленно открыла пасть и свежая кровь потекла по ее языку. Она задрожала. Мертвая свинья была так близко, она испускала запах теплой крови. Она не могла поднять голову. Но она могла вытянуть ее вдоль земли, на всю длину ее шеи и достаточно широко распахнуть пасть, чтобы ее челюсти сомкнулись на мерцавшей влажным блеском задней части туши. Она сжала челюсти, вонзая клыки и кровь хлынула в ее рот. Она сглотнула и голод ее пробудился, словно притихший огонь на ветру. Она потянулась, откусила и подняла голову, чтобы проглотить. Немного времени спустя она подняла голову. Во время первого захода она подтянула свинью ближе, так что теперь она могла откусывать куски и глотать их. Кровь и жизнь снова наполняли ее.
Вместе с жизненной силой пришла боль. Когда свинья кончилась, она задрожала всем телом. Маленькие твари, под покровом темноты подобравшиеся поближе, стремительно разбежались по кустам. Она перекатилась на брюхо, и зарычав от боли поднялась на ноги. Она подошла к кромке реки и зашла в ледяную воду. Жуки и муравьи собравшиеся попировать на ее ранах, были смыты холодным потоком воды. Она почувствовала жестокое прикосновение кислоты и понадеялась, что она прижжет и закроет самые маленькие раны.
Она неловко почистилась, слишком опухшая и одеревенелая, чтобы дотянуться до некоторых ран. А самая страшная из них, все еще хранившая часть проклятой калсидийской стрелы, заставляла ее крыло оттопыриваться под странным углом. Давление в ней уменьшилось, со времени второго попадания и похоже, жидкость все еще выходила из нее. Она заставила себя подвигать крылом и почувствовала, как жидкость потекла по ее боку. Она закричала в ночи, выплескивая свою злость на боль и ночные птицы вспорхнули с деревьев, а стая проходящих обезьян разразилась воплями на берегу реки. Приятно было узнать, что хоть кто-то все еще дрожит от страха перед ней. Она выбралась из воды и нашла не слишком вытоптанное место среди
