Он вынул из прикрепленного к седлу чехла ружье с тусклым серым стволом и поцарапанным деревянным прикладом. Подняв его, Шор тщательно прицелился, после чего раздался громовой выстрел. Сунь вскрикнул и зажал руками уши. Одна из похожих на диких собак тварей упала и задергалась всем телом. Другие остановились и настороженно посмотрели на нее. Шор снова прицелился.
Всего он выстрелил четыре раза, и на песок упали четыре собаки. Другие наконец-то поняли намеки и скрылись за ближайшим гребнем.
– Как видишь, я ничего не боюсь, – сказал Шор.
– Да, я уже понял, – ответил Сунь, слегка содрогаясь.
Ночью они развели костер из сухих веток, которых удалось набрать не так уж много. Когда в темноте засветились желтые огоньки глаз, Шор снова выстрелил в них. После этого путники больше не видели диких собак кроме той дохлой, что валялась у лагеря.
Через четыре дня они добрались до реки, которая показалась настоящим райским садом посреди пустыни. По ее берегам росли ивы, а среди тростника квакали лягушки и плавали рыбы. В воде плескались крупные выдры, с вершин деревьев ныряли бирюзовые зимородки. Но чуть поодаль снова начиналась пустыня.
– Мы должны пересечь реку? – спросил Шор.
Сунь помолчал.
– Я связан вот уже несколько дней, – сказал он наконец. – Почему бы нам не сделать тут привал? Я бы искупался в реке…
– Не сомневаюсь, – сказал Шор. – Думаешь, я тебя недооцениваю? Если я не развязал тебя в пустыне, то зачем мне развязывать тебя здесь, где у тебя больше возможностей сбежать и выжить?
– Военачальник, я помогаю вам, как могу.
– И все же с каждым днем в твоих словах все меньше уверенности. Это заставляет меня сделать два возможных вывода: либо ты не знаешь, где находится Царь обезьян, и просто водишь меня за нос в надежде сбежать, либо ты хранишь ему верность и пытаешься завести нас в ловушку.
– Я бы предложил третье объяснение – у меня плохо развито умение ориентироваться на местности, – сказал Сунь.
Шор задумчиво кивнул.
– Тогда попробуем улучшить твое умение.
Взмахом руки он подозвал к себе одну из горилл.
– Отрезать ему один палец.
– Нет-нет, погодите, – запротестовал Сунь, когда солдат прижал к земле его правую руку. – Мне кажется, я начинаю вспоминать…
– Мне тоже так кажется, – согласился Шор.
– Да, я понимаю, что ваши угрозы серьезны, – повысил голос Сунь. – Вам больше не надо ничего доказывать…
Горилла вынула нож и приставила его ко второму суставу самого длинного пальца Суня.
– Нет, я просто покажу вам…
Сунь удивился тому, насколько это оказалось больно. Сначала он завопил от неожиданности, а потом и от боли. Отрезанный палец откатился в сторону и замер, похожий на черную гусеницу.
Когда ему прижигали рану, Сунь завопил еще громче. После этого он некоторое время скулил.
– Ну, – сказал Шор. – Повторить?
– Нет, – тихо ответил Сунь. – Он на северо-востоке, в двух днях пути отсюда, за рекой. Я покажу вам дорогу.
– Видите, – обратился Шор к своим солдатам. – Даже глупую мартышку можно убедить прислушиваться к голосу разума.
На следующий день резкая боль в обрубке пальца сменилась ноющей, отзывающейся во всем теле. Сунь пытался отвлечься, вспоминая вкус пирожных Лая или то, как загорал на солнышке, раскачиваясь на ветвях.
Ничего не помогало.
На второй день после того, как они пересекли реку, впереди показались низкие холмы.
– Идите на восток, к самому большому, – сказал Сунь Шору.
Когда они подъехали чуть ближе, Шор натянул поводья, останавливая лошадь.
– Это не холмы, – сказал он.
– Нет, – сказал Сунь.
Когда-то тут стоял довольно большой город, от которого, в основном, остались лишь груды обломков и куски ржавого металла. Но то тут, то там виднелась какая-нибудь высокая стена или каркас высотного здания. Гориллы-солдаты, уже привыкшие к тому, что им приходится странствовать по Порче, снова зашептались и принялись осенять себя религиозным знаком, по их поверьям, охраняющим от зла.
Сунь показывал дорогу, пока не увидел длинную расщелину между обломками.
– Вон туда, вниз, – сказал он.
– Спешиться! – приказал Шор, хватаясь за винтовку.
