еретические убеждения, хотя доказать это было почти невозможно, потому что Катон отличался хитростью и рассудительностью.
Заметив, что на строительной площадке почти никого нет, Данте нахмурился. Куда все подевались? Стояло позднее утро; низко нависшие облака обещали относительную прохладу даже днем, несмотря на середину лета. Вряд ли лентяи могли пойти на отдых под тем предлогом, что им жарко.
Разбросанные инструменты свидетельствовали о том, что рабочие покинули площадку в спешке, словно сбегали от чего-то. Что же случилось? Калеб так сильно заикался, что из него ничего невозможно было вытянуть, кроме того, что Крастос нашел нечто, вызвавшее всеобщий переполох. Задумавшись над тем, чем могла быть эта находка, Данте замедлил шаг и бросил неодобрительный взгляд на восток. С одной стороны Большую Скалу обрамляла поднявшаяся из-за дождей река, с другой поселение граничило с непроходимыми болотами, но в остальных направлениях тянулись плодородные равнины. Во фруктовых садах росли пеканы и груши, а в зеленых лесах в изобилии водилась дичь.
Однако при этом здесь ощущалось влияние тьмы. В большой степени это место и выбрали, чтобы противостоять тьме. Участок для постройки святилища располагался среди низких прерывистых холмов, через которые протекали узкие речушки. Первая из них называлась Пограничной, а остальные названий не имели. Дальше вообще ни у чего не было названия – ни у ручьев, ни у холмов, ни у рощ, потому что они находились на выступе территории, на которую ни одна обезьяна в здравом рассудке не заходила.
Запретная зона. Или, как полагал Данте, одна из них, потому что таких запретных зон было несколько. Но она всегда называлась в единственном числе – «Зона», а не «зоны». Она служила воплощением угрозы.
Воплощением зла.
Все, что происходило в Запретной зоне, было следствием прегрешений, безумия или тьмы. А все, что выходило из нее, было мерзостью в глазах Бога.
Святилище должно стать знаком, своего рода возражением. В свое время лучшие каменщики церкви возведут на берегах Пограничной реки монолит с надписью: «Здесь и не далее».
Надпись эта будет красоваться на обеих сторонах – и на той, что обращена к городку, и на той, что выходит на реку. Эта надпись была одной из личных задумок Данте. Как бы ему ни нравились метафоры, но в данном случае требовалась точность. Шимпанзе, конечно же, как обычно несколько суток спорили по поводу того, как лучше писать «Здесь» или «Тут». Данте хотелось размозжить им головы.
Впереди он увидел всех – разнорабочих, ассистентов, монахов, священников и послушников. Все они столпились вокруг широкой ямы – котлована, вырытого для фундамента будущего святилища. Калеб настолько разволновался, что даже схватил Данте за руку и потащил его за собой, словно ребенок, ведущий отца по дороге в цирк с выступлением дрессированных людей. Данте едва не вырвал руку, но позволил провести себя сквозь толпу. Собравшиеся смыкались за ним и обменивались у него за спиной озабоченными вопросами.
– Что это… для чего… кто это сюда закопал… что это значит?
И только дойдя почти до края ямы, Данте освободил руку и звучным голосом задал свой вопрос:
– В чем дело?
Все тут же обратили на него взоры – от самого низкорослого помощника до грузных горилл-рабочих. И все тут же подались назад, кланяясь в знак почтения. В отличие от шимпанзе здешние обезьяны знали свое место и умели проявлять уважение. Тем не менее Данте следовало поддерживать репутацию, и поэтому он строго смотрел собравшимся в глаза, а те отводили взор. Даже молодой Калеб притих и смирно стоял сбоку, опустив руки перед собой. Данте подождал немного, пока стихнут разговоры.
– Посторонитесь, – тихо приказал он, и толпа разошлась, позволив ему осмотреть яму. Данте подошел к краю и увидел в самом дальнем углу ямы чью- то одинокую сгорбленную фигуру. Данте узнал очертания Крастоса, старшего инженера проекта по строительству святилища – уравновешенную и спокойную обезьяну, которой Данте полностью доверял. Инженер рассматривал земляную стену, опираясь на лопату с длинным черенком, воткнутую в твердую темную почву. На таком расстоянии Данте не было видно, что же именно нашел инженер, но вся поза Крастоса передавала волнение и напряжение. По спине Данте пробежал холодок, а волосы на шее встали дыбом.
С его губ слетело одно лишь слово.
– Нет…
Данте приказал всем покинуть котлован и разойтись по палаткам для медитации и молитв. Они подчинились, но оборачиваясь и бросая опасливые взгляды на яму. В их глазах читались незаданные вопросы, и Данте понимал, что ему придется придумать какие-то правдоподобные ответы.
Но сейчас ему самому были нужны ответы. Подойдя к лестнице в котлован, он подумал о том, что его ответы не удовлетворят их любопытства. Нет. Он знал, что возникла проблема. Огромная проблема. Наверное, даже роковая для всего проекта. А возможно, и для всей Большой Скалы.
Молодой Калеб беспокойно переминался с ноги на ногу.
– М-м-может, м-м-не пойти с-с-с…
Данте похлопал его по плечу.
– Нет, мальчик мой. Это не для тебя. Ступай и проследи за тем, чтобы сюда никто не спускался. Это важно.
Калеб выпрямился, как будто ему только что поручили спасти всех обезьян от адских полчищ.
