– Так точно! – подтвердил он без малейших признаков заикания.
Данте смотрел, как юноша уходит. Преданность молодой обезьяны его немного растрогала. Но когда он повернулся к котловану, улыбка исчезла с его лица. Орангутана снова охватил холодок. И страх.
Он шагнул к лестнице, повернулся и принялся спускаться.
Крастос подошел поближе, все еще сжимая в руке лопату. Массивные плечи старого инженера покрывала седеющая оранжевая шерсть, но бакенбарды вдоль щек почти исчезли, отчего он выглядел даже еще старше своего возраста. Он кивнул Данте, и они вместе пошли к дальней стене.
– Сначала мы подумали, что наткнулись на скалистый слой, – сказал Крастос, переходя прямо к делу. – Я приказал копателям расчистить его, полагая, что если он достаточно большой и прочный, то его можно выровнять и использовать в качестве основания для строительства.
– Но?..
– Но он уже был выровнен. Видите? – Крастос показал на пол ямы.
С близкого расстояния Данте и в самом деле разглядел под слоем почвы каменистый слой, но это был не природный камень. Наклонившись и присев, он провел пальцами по серовато-белой поверхности.
– Это бетон.
–
Данте ничего не сказал, а поднялся и пошел вдоль стены. Крастос шел за ним.
– А потом… мы нашли вот это.
Бетонная площадка шла вдоль всей стороны котлована, но было заметно, что сам котлован вырыт рядом с другой стеной. Бетонной стеной.
– Когда мы это нашли, я приказал всем вылезти, – тихо сказал Крастос.
Перед Данте красовался участок стены футов пятнадцати шириной и десяти высотой – он был такого же серо-белого цвета, как и бетонная площадка. Кроме черных жирных букв, четко вырисовывающихся на ее поверхности. Данте не нашел, что сказать. Пока не нашел. Он медленно повернулся, разглядывая всю бетонную стену. И буквы, складывающиеся в слова. Опасные слова. Ужасающие.
Большинство работников не поняли бы, что они означают и о каких ужасах говорят. Но Данте понимал их. Каждый посвященный священного ордена Хранителей свитков умел читать эти слова и знал их значение. С великой честью была связана и великая ответственность. Поэтому такие обезьяны, как Сенека Плиний, Авраам и даже Зайус поклялись скорее умереть, чем позволить распространиться этому сокровенному знанию. Сейчас же, увидев эти слова на
Данте схватил Крастоса за локоть, привлек поближе к себе и прошептал на ухо старому инженеру:
– Кто-то еще видел это?
– Нет, – ответил Крастос, пододвигаясь, чтобы выпрямиться. – Я приказал им отойти на дальнюю сторону котлована, а оттуда это не прочитать.
– Хорошо.
Крастос оперся лопатой на бетонную плиту.
– Я могу принести шесты для палаток и отгородить этот участок экраном, если хотите.
Данте кивнул. Он вдруг ощутил какую-то слабость во всем теле и с трудом удержался на подкашивающихся ногах.
«Здесь? Но почему именно здесь, на этом самом месте?»
Крастос беспокойно посмотрел на священнослужителя.
– И что это значит?
Данте облизал пересохшие узкие губы.
– Это значит, что Бог испытывает нас, – произнес он холодным шепотом. – Это значит, что Бог следит за нами.
– Я…
Данте повернулся к инженеру:
– Возведите экран. Сами. Больше никто не должен видеть это. И пошлите за капитаном Максимусом. Немедленно.
Крастос кивнул, подхватил лопату и побрел прочь. Оставшись один, Данте уперся обеими руками в стену, чуть ниже слов.
– Единственный существующий Бог пристально наблюдает за нами, – пробормотал он.
Капитана Максимуса Данте увидел сразу.
Не заметить его было трудно. Он был не самой крупной гориллой из тех, что видел Данте, но зато едва ли не самой широкоплечей, с мускулистыми руками и грубым лицом, которое даже пугало лошадей. Однажды какой-то мужчина-человек умер прямо на месте от страха, когда Максимус зарычал на него.