тяжелым ежедневным трудом.
– А если я соглашусь, то кому мои изыскания принесут пользу, кроме меня самого?
– Ваша деятельность принесет пользу обществу, профессор. Даже гораздо в большей степени, чем вы предполагаете. Пусть нам и придется подождать, пока обезьяний ум, не запятнанный человеческой технологией, заново изобретет искусственное освещение и способ общения на расстоянии, которыми смогут воспользоваться все обезьяны, но нашему миру в настоящий момент грозят куда более существенные и близкие опасности. В случае их проявления мы будем вынуждены противопоставить им все имеющиеся в нашем распоряжении средства, и тогда уже будет не так важно, каким путем они получены.
– А что с Кией и Сиддом? Что ответили они, когда вы рассказали им обо всем этом?
– Профессор Кия – талантливый математик, но она не представляет для нас такого интереса, как вы с профессором Сиддом. Он, правда, проявил упорство и несговорчивость, так что ему не помешал бы совет со стороны лучшего друга, который помог бы ему яснее оценить ситуацию.
– Откуда вы знаете, что я соглашусь?
– Опять же, это вопрос веры, – сказал доктор Хайатт. –
– Какая от этого польза, если истиной нельзя воспользоваться?
– Пусть она не позволит обезьянам освещать свои дома, но ваши открытия не пропадут зря, в этом я вас уверяю.
Разумеется, доктор Хайатт был прав. С одной стороны жизнь полная лишений и забот, с другой – занятие любимой наукой без всяких ограничений. Дарий вздохнул. Выбора у него не было.
– Я понимаю, доктор Хайатт. Благодарю вас за предложение, – сказал он, опуская взор и кланяясь. – Конечно же, я поговорю с коллегами. Я уверен, что они тоже поймут.
– Ну вот и прекрасно, профессор Дарий, – сказал доктор Хайатт. – Я искренне рад, что вы оказались таким же благоразумным, как и умным. Хвала Законодателю.
– Да, доктор Хайатт, – смиренно произнес Дарий, стараясь, впрочем, не упоминать Законодателя. Доктор сам сказал, что вера Дария – это наука, и только наука. И Дарий, точно так же, как доктор Хайатт, был готов защищать свою веру: наука на службе обезьян без всяких ограничений.
Дарий прекрасно понимал, что сокрушать такие учреждения, как Академия, лучше всего изнутри. Он еще не знал, как им с Сиддом удастся это сделать, но нисколько не сомневался в том, что у них все получится. Как однажды сказал Сидд, они умные шимпанзе. Они обязательно что-нибудь придумают.
Кевин Дж. Андерсон и Сэм Найт
О чудовищах и людях
– Стажер Зайус!
От грубого тона орангутан поморщился и невольно шагнул назад по проходу с неровными каменными стенами.
– Это что еще за дела?
С темных губ обезьяны слетали брызги слюны.
– Что это за приказ моим гориллам отменить охоту и отчитаться перед вами? Мы как раз выследили новое племя людей!
Зайус вжал голову в плечи. Горилла едва не соприкасалась с ним носом.
– Капитан Цетус, я…
– Потому что так я сказал, – раздался позади спокойный, но властный голос.
Выпрямившись, Цетус отступил от Зайуса. Зайус, радуясь тому, что ему больше не придется смотреть на гориллу, повернулся и поклонился приближающемуся к ним Защитнику веры.
– Доктор Туллий, – поприветствовал он его.
Оранжевые одежды Академии гармонировали с цветом волос Туллия, но резко выделялись на фоне тускло-зеленой студенческой куртки Зайуса и черной кожаной брони Цетуса. Не ответив на приветствие более молодого орангутана, Туллий обратился прямо к горилле. Несмотря на более низкий рост, он излучал власть и уверенность в себе. И он явно не ожидал, что его приказы будут обсуждать.
– Мой ученик Зайус возглавляет экспедицию в Запретную зону, и вы с вашими солдатами – часть этой экспедиции. Мне сказали, что это лучшие солдаты. Или нет? Вы что, не готовы к настоящим опасностям и предпочли бы поохотиться на людей ради развлечения?
Темные глаза гориллы сузились.
– Мои солдаты действительно самые лучшие! Мы готовы ко всему.
– Тогда выдвигаемся на рассвете. Сделайте все необходимые приготовления. Можете идти, капитан Цетус.
Больше не интересуясь оконфуженной гориллой, Туллий протянул молодому орангутану пергаментный свиток.
– Вот ваши путевые документы, Зайус. Одобренные Академией.
Зайус недоверчиво взял свиток, словно ожидая, что он вот-вот растает в воздухе.