И подпись – «Глория».
Вольф Вулф скомкал желтый листок и швырнул бумажный шарик в окно, под весеннее солнце университетского двора. А потом выругался на свободном средневерхненемецком.
Эмили посмотрела на него поверх печатной машинки – она как раз работала над перепечаткой бюджета библиотеки кафедры:
– Боюсь, я не совсем поняла вас, профессор Вулф. Я не слишком сильна в верхненемецком.
– Это была импровизация, – ответил Вулф, яростно перелистывая журнал «Английская и немецкая филология».
Эмили встала из-за машинки:
– Что-то случилось? Комитет отверг вашу монографию по Хагеру?
– Этот монументальный вклад в копилку человеческих познаний? О нет, тут другое. Пустяки. Не стоит и говорить.
– Но вы так расстроены…
– Всеобщая мамочка, – фыркнул Вулф. – Как у вас получается держать всю кафедру в своих руках? Вы же в курсе всех дел! Оставьте меня.
Маленькое темное лицо Эмили зажглось пламенем праведного гнева, на нем и следа не осталось от недавнего сочувствия и симпатии.
– Не говорите со мной так, мистер Вулф. Я просто пытаюсь вам помочь. И вовсе не всю кафедру, а…
Профессор Вулф взял чернильницу, посмотрел на телеграмму и журнал, а потом со стуком опустил пузырек с чернилами на стол.
– Не надо. Есть куда более эффективные способы справиться с печалями. Скорбь неплохо тонет – ее гораздо проще утопить, чем разделить на части. Попросите Гербрета подменить меня в два часа, хорошо?
– Куда вы собираетесь?
– Я собираюсь спуститься в ад. С остановками на каждом уровне. Счастливо оставаться.
– Подождите! Может, я все-таки смогу вам чем-то помочь? Помните, как декан набросился на вас, когда вы угощали студентов спиртным? Возможно, я смогу…
Вулф остановился в дверном проходе и выразительно выставил вперед указательный палец, который был такой же длины, как средний.
– Мадам, с точки зрения академической работы вы незаменимы. Но сейчас эта кафедра может катиться ко всем чертям – хотя и там тоже, без сомнения, продолжит нуждаться в ваших бесценных услугах.
– Неужели вы не понимаете, – голос Эмили дрожал. – Нет, конечно, нет. Ничего вы не понимаете. Вы просто грубый, бесчувственный мужлан… нет, даже не мужлан. Вы просто профессор Вулф. Вы Вуф-Вуф.
Вулф смотрел на нее изумленно:
– Я – кто?
– Тяф-Тяф! Вольф Вулф – Тяф-Тяф. Все ваши студенты, все называют вас так! Но вы не замечаете такие вещи. Потому что вы – Тяф-Тяф!
– Это, – сказал Вольф Вулф, – последняя капля. Мое сердце разбито, мой мир рассыпался на части. Мало того что мне сейчас придется шагать целую милю, чтобы дойти от кампуса до бара, оказывается, этого недостаточно! Оказывается, я теперь еще и Тяф-Тяф. Что ж… Прощайте!
Он резко развернулся и с размаху вошел прямо в дверной косяк.
Послышался довольно громкий звук – это в одинаковой степени походило и на приветствие «Вулф!», и на сочувственное «Ууф!».
Вулф попятился обратно в комнату и обнаружил перед собой профессора Фиринга – брюшко, пенсне, трость и так далее. Пожилой профессор доковылял до его стола, плюхнулся на стул и стал отдуваться.
– Мальчик мой, – покачал он головой, – какая импульсивность!
– Прошу прощения, Оскар.
– Ах, молодость… – Профессор Фиринг пошарил в карманах в поисках носового платка и, не обнаружив его, начал полировать пенсне своим задрипанным, с бахромой по краям, галстуком. – Куда вы так спешите? И почему Эмили плачет?
– Эмили плачет?!
– Ну вот… сами видите… – безнадежно произнесла Эмили и буркнула в свой влажный носовой платок: – Тяф-Тяф.
– А почему журналы «Английская и германская филология» летают над моей головой, когда я гуляю по университетскому двору? Или вам в руки попал телепортатор?
– Прошу прощения, – отрывисто повторил Вулф. – Приступ раздражения. Я… просто я не смог выдержать эту смехотворную аргументацию Глока. Прощайте.
– Секунду. – Профессор Фиринг выудил из одного из бесчисленных карманов сильно мятый листок желтой бумаги. – Я полагаю, это ваше?
Вулф выхватил его и быстро превратил в конфетти.
Фиринг хихикнул:
– Ах… А ведь я помню, как Глория была здесь студенткой! Я думал о ней вот буквально накануне – когда увидел ее в «Лунной мелодии». Как она расстроила всю кафедру своим уходом! О небеса, будь я помоложе…
