– Я не знаю, откуда они там берутся. Я знаю только, как их доставать. Я же говорил тебе – я волшебник.
– А, понял. Фоооокусссник.
– Нет. Не фокусник; я сказал – волшебник. О, проклятье! Опять я это делаю! Один лишний джин-тоник – и я начинаю выделываться!
– Я тебе не верю, – категорично сказал Вулф. – Волшебников не существует. Это такая же глупость, как Оскар Фиринг со своим Храмом… да и что такого особенного в тридцатом апреля?
Бородатый поднял брови:
– Пожалуйста, коллега. Давай просто забудем об этом.
– Нет. Я тебе не верю. Это какой-то фокус с этой сигаретой. Ты не мог раздобыть ее с помощью магии! – его голос набирал обороты. – Ты мошенник!
– Пожалуйста, братец, – прошептал бармен. – Утихомирь его.
– Ладно, – устало сказал Озимандиас. – Я покажу тебе то, что нельзя объяснить ловкостью рук.
Нетрезвые певцы по соседству вновь затянули песню.
– Итак. Им нужен тенор? Так слушай!
И сладчайший, самый прекрасный и совершенный из когда-либо звучавших на свете, ирландский тенор присоединился к дуэту. Певцов не волновал его источник – они были достаточно пьяны, чтобы просто с радостью принять новый голос, и старались изо всех сил, в результате чего посетители бара познали высочайшую гармонию и соприкоснулись с таким высоким искусством, какого никогда не слышали в этих стенах.
Все это произвело впечатление на Вулфа, но он упрямо покачал головой:
– Это тоже никакая не магия. Это… чревовещание!
– Ну вообще-то, если уж быть точным, это был уличный певец, который погиб во время теракта в Ирландии. Он был славным парнем, и я никогда не слышал голоса лучше, не считая того вечера в Дарджилинге, когда…
– Мошенник! – громко и воинственно сказал Вольф Вулф.
Озимандиас вновь взглянул на этот длинный указательный палец.
Он посмотрел на темные брови профессора, сходившиеся в прямую линию на переносице, поднял вялую руку своего собеседника со стойки, перевернул и тщательно рассмотрел ладонь: так и есть, волосяной покров был не сильно, но выражен.
Волшебник сдавленно рассмеялся.
– И ты – ты! – насмехаешься над магией!
– А шо такого смешного в том, что именно я над ней насмехаюсь?
Озимандиас понизил голос:
– Потому, мой мохнатый друг, что ты… вервольф.
Ирландский мученик завел «Траллийскую розу», и двое смертных с готовностью присоединились к нему.
– Я… кто?!
– Вервольф. Оборотень.
– Но их не существует. Это любому дураку известно!
– Дуракам, – заметил Озимандиас, – известно много такого, о чем не догадываются мудрецы. Вервольфы существуют. Они всегда были и, скорее всего, всегда будут, – он говорил так спокойно и убедительно, словно о самых обыденных и привычных вещах, которые не требуют объяснений. – И есть три безошибочных внешних признака вервольфа: сходящиеся брови, длинный указательный палец и волосатые ладони. У тебя в наличии все три. И даже твое имя на это указывает. Фамилии не происходят из ниоткуда. У каждого Смита был в предках кузнец. Каждый Фишер происходит из семьи рыбаков. А твоя фамилия Вулф. То есть Волк.
Это звучало так уверенно и убедительно, что Вулф заколебался.
– Но вервольф – это человек, который превращается в волка. А я такого никогда не делал! Чесслово – никогда!
– Млекопитающее, – сказал Озимандиас, – это живородящее животное, которое кормит своих детенышей молоком. Девственница – млекопитающее, хотя она никого пока не рожала и не кормила. То, что ты никогда не превращался, не мешает тебе быть вервольфом по сути.
– Но вервольф… – Внезапно глаза Вулфа вспыхнули радостью. – Вервольф! Это же даже лучше агента ФБР! Теперь я покажу Глории! Я ей д-д-д- окажу!
– Что это ты имеешь в виду, приятель?
Вулф сполз со стула.
Он даже, кажется, протрезвел, охваченный гениальной идеей, и схватил коротышку за рукав:
– Пойдем! Найдем хорошее, спокойное место. И ты докажешь, что ты маг.
– Каким образом?
