– Нет. Но у меня такое ощущение, что еще расскажете.
– Как ты дгадался? Каккой ты дгаааадльвый. Итак, тем вечером…
Коротышка пил медленно, но его стакан опустел к тому времени, как Вулф закончил описание вечера попыток неумелого флирта. Появлялись новые посетители, бар уже заполнился на треть.
– …и с тех пор… – Вулф вдруг резко остановился. – Это не ты, – негодующе заявил он.
– Думаю, это я, коллега.
– Но ты бармен… Ты не бармен!
– Нет. Я волшебник.
– О. Это все объясняет. Итак, как я говорил… Эй! У тебя бородатая лысина!
– Прошу прощения?
– Твоя лысина бородатая. Ой, мне нравится твоя голова! Такой прям ободок вокруг…
– Мне тоже нравится.
– И у тебя стакан пустой.
– Это тоже хорошо.
– Нет, не хорошо. Не каждый вечер ты пьешь на пару с человеком, который с-с-сделал предложение Глории Гартон и получил отказ. Это стоит отметить. – Вулф глухо ударил по стойке и поднял два пальца правой руки вверх.
Коротышка обратил внимание на их одинаковую длину.
– Нет, – вежливо сказал он. – Думаю, не стоит. Я знаю свою меру. Если я выпью еще – могут начать случаться странные вещи.
– Пусь… пусь случаются!
– Нет. Пожалуйста, коллега. Не стоит…
Бармен принес напитки.
– Давай, братец, не подведи, – прошептал он. – Не дай ему разбушеваться. Я тебе тоже когда-нибудь окажу услугу.
Бородатый неохотно пригубил свой свежий джин-тоник.
Профессор глотнул «зомби», уже неизвестно, какой по счету.
– Меня зовут Тяф-Тяф, – объявил он. – Нет, так-то, по-настоящему, меня должны звать Вольф Вулф. Но все зовут Тяф-Тяф. Атякак?
Коротышка ответил не сразу – ему понадобилось время, чтобы расшифровать это арабское на слух слово, а потом кивнул:
– А меня – Великий Озимандиас.
– Смешное имя!
– Ну я же уже сказал тебе – я волшебник. Только я уже давно не работаю. Знаешь, импресарио и директора театров и цирков очень своеобразны, коллега. Им не нужен настоящий волшебник. Они даже не дают мне показать свой лучший материал. О, помню одним вечером в Дарджилинге…
– Приятно познакомиться, мистер… мистер…
– Можешь звать меня Оззи. Так делает большинство.
– Приятно познакомиться, Оззи. Теперь об этой девушке. Этой Г-г-г-глории. Ты пмаешь, правдж?
– Конечно, коллега.
– Она думает, что профессор немецкой филологии ничего не стоит. Она хочет чего-то гламууууур-мууурного. Она говорит, что если бы я был актером, ну там или агентом ФБР… пмаешь?
Великий Озимандиас кивнул.
– Ну и отлчно! Ты пмаешь. Хорошо. Но пчему ты не хочшь об этом грить? Ты пмаешь. Хорошо. К черту это.
Круглое, обрамленное бородкой лицо Озимандиаса просветлело.
– Вот именно, – сказал он, с энтузиазмом кивая. – Давай выпьем за это!
Они чокнулись и выпили.
Вулф непринужденно произнес тост на древненижненемецком с непростительной ошибкой в форме родительного падежа.
Двое крепко выпивших приятелей рядом с ними начали было петь на два голоса «Моя дикая ирландская роза», но почти сразу же умолкли.
– Вот что нам сейчас нужнее всего – так это тенор, – сказал тот, что в котелке.
– А вот что мне сейчас нужнее всего, – пробормотал Вулф, – так это сигарета.
– Разумеется, – сказал Великий Озимандиас.
Бармен сейчас наливал пиво прямо напротив них, и Озимандиас потянулся через стойку, достал сигарету из-за уха бармена и протянул своему компаньону.
– Откуда она взялась?
