знаю, почему я вернулся к этому странному человеческому обычаю. Скорее всего, вместе с памятью Арахона я унаследовал и его привычки.
Знаю одно: пока я набивал трубку, троекратно наполняя ее грубо нарезанными ферментированными листьями, а потом уплотнял ее, крутя колечко красного дерева, меня охватило невероятное спокойствие. Я чувствовал себя, как Арахон в старые времена – перед тяжелым боем.
Я не разбираюсь во вкусах табака, но подозреваю, что у этой смеси он был отвратительный. Черная латакия, которую курил И’Барратора, щипала язык и нёбо, словно смола.
Похоже, Арахон любил уничижать плоть. Горький табак, тесная и бедная комнатка, рваная одежда, изнурительные тренировки от заката до рассвета… Может, таким образом он отмерял себе наказание за всех людей, которых отправил в бездну?
Я шел по улицам города. Горячие лучи солнца, последний миг лета, распаренная Серива. Из теней под домами на меня время от времени поглядывали отдыхающие торговки и перекупщицы, дремавшие за лотками, сплетя руки на подоле. Раз я повстречал группку гвардейцев, но даже им не пришло в голову выйти из тени и приставать с расспросами.
Я беспрепятственно добрался до Треснувшего Купола.
Рынок вокруг стен древнего здания гудел голосами. Об убитом Ключнике уже наверняка никто не помнил, его малозначимая смерть утонула в половодье убийств куда более важных персон. Глядя на массив дома, я вспоминал слова Легион. Даже сейчас тенемастера Эбеновой Госпожи работали, создавая самый большой тенеукорот в мире, постоянный мост между двумя Ребрами. Я ощутил непроизвольную дрожь.
Ускорил шаг, свернул и вскоре уже был на улице Дехиньо, около трехэтажного дома с белеными стенами. В животе у меня похолодело. Совсем как у И’Барраторы всякий раз, когда он оказывался перед этими дверьми темного дерева.
Наконец я собрался и постучал. Отворила мне Саннэ.
– Дядюшка Арахон? – спросила.
В ее светло-голубых глазах, однако, я не увидел то, на что рассчитывал. Удивление быстро уступило место неприятию и страху. Прежде чем я успел ее спросить, в чем дело, прибежал Джахейро. В первый миг он хотел меня обнять, но остановился в полушаге и смотрел на меня с подозрением. Как видно, дети были умнее взрослых. Уже с первого взгляда они понимали, что я не тот, кем выгляжу.
Я присел напротив Саннэ.
– Я не Арахон, – пояснил я ей. – Просто похож на него.
– Как… двойник? – осторожно спросила девочка.
– Почти. Но я знал Арахона и пытаюсь закончить то, что он начал.
– Найти папу? – на миг в голосе Саннэ прорезалась надежда.
Я покачал головой.
– Этого не сможет никто. Мне жаль Хольбранвера. Ты останешься с Иорандой, пока мы не найдем кого-нибудь, кто станет твоим опекуном.
– Но папа жив, – ответила она.
– Саннэ, ты должна понять…
– Ты не веришь мне! – крикнула она, ударив меня кулачком в грудь. – Никто мне не верит. Но папа жив, я это точно знаю, я слышала его во сне.
Я встряхнул головой, обнял ее – и она немного успокоилась.
– Слушай… Ты можешь помочь мне схватить человека, который виноват в том, что случилось с папой. Мне только нужен тенеграф.
– Тене… что? Ты о стеклышке, которое папа сделал в затененной камере?
– Да. Оно у тебя? Я знаю, что когда Арахон упал… когда я упал с крыши, ты могла оказаться рядом первой. Могла его найти. Ведь так и было, правда?
– Нет, – ответила она холодно.
Лицо ее оставалось спокойным. Я не мог понять, говорит ли она правду.
– Послушай, я знаю, что Арахон тебя подвел. Ты можешь его обвинять…
Я не закончил, потому что наверху лестницы появилась Иоранда. Увидев меня, она быстро поправила растрепанные волосы.
– Ирахон? Ты не должен сюда приходить, – сказала она строго.
Я все острее чувствовал себя непрошеным гостем. Я снял шляпу и поклонился.
– Хочу лишь перекинуться несколькими словами.
Она неторопливо сошла вниз. Ее легкое платье пышно колыхалось вокруг, и казалось, что донна стекает вниз на вышитом цветами облаке.
– Со мной или с Саннэ?
– С тобой.
Она кивнула, провела меня в кухню рядом с лестницей и закрыла дверь. Мы сидели друг напротив друга, она переплела пальцы, и я внезапно почувствовал себя так, словно встретился с безжалостным судьей, который знал о каждом постыдном моменте моей жизни. Очередное из проклятых, странных воспоминаний Арахона.