В зале установилась тишина. Восьмой противник уже дополз до дверей, только раз оглянувшись назад. Посреди прекрасного бального зала, на полу, усыпанном металлическими паучками, в облаке алхимической пыли стоял архимастер Арахон И’Барратора, окруженный семью трупами.
Рауль Ламмонд уже не кричал. Смотрел, выкатив глаза. Как и Хольбранвер и Саннэ. Знали они, что стали свидетелями события исторического – это был сам гений смерти, который наверняка попал бы в легенды, если бы наемные фехтовальщики пользовались такой же известностью, как писатели и поэты.
Рауль очнулся первым. Прицелился в И’Барратору своим тенестрелом и потянул за спусковой крючок. Саннэ пискнула.
В простом механизме оружия две покрытые инскрипциями пластины столкнулись под прямым углом, открывая укорот в ужасные тенесторонности. Пуля была вытолкнута пружиной в тенеукорот и должна была выстрелить из него с другой стороны, расплавленная в волну жидкого железа и подталкиваемая невероятным давлением.
Однако этого не произошло.
Не было свиста, не вырвался дым, поскольку пуля никогда не покинула ствола. Исчезла где-то в тенепространстве. Перехватила ее там сила, о природе которой ни Арахон, ни кто другой в зале даже не догадывались.
Рауль удивленно взглянул на оружие, а потом дал знак стоящему рядом лакею, чтобы тот подал ему пороховой пистолет.
И’Барратора тем временем протянул руку в сторону Хольбранвера, а тот бросил ему свой тенестрел – немного неловко, чуть высоковато. Однако фехтовальщик сделал два танцующих шага, подхватил приклад из орехового дерева, чуть присел, прицелился и выстрелил.
Разогнанная адской жарою пуля пролетела сквозь тенесторонность
Рана заскворчала и задымилась, а раскаленный металл еще минуту светился на стене.
Лакей страшно закричал.
Закричала и Саннэ, только Хольбранвер сохранил поразительное спокойствие. Поднял девочку, перекинул ее через плечо и двинулся вдоль стены к двери, ведущей в коридор для слуг. Перезаряжая оружие, И’Барратора некоторое время шел спиной вперед, чтобы удостовериться, что их никто не преследует.
Через миг они уже бежали вдвоем в направлении тенеукорота.
– Это было невероятно, – выдавил Хольбранвер. – Такие, как Д’Ларно, будут рассказывать об этом легенды.
– Лучше бы этого не случилось. И дело не в гордости, – ответил И’Барратора. – Я оставил вдовами несколько женщин. А все из-за глупого тенеграфа…
– Но ты прикончил самого мерзавца Рауля! – крикнул ученый, оскальзываясь на повороте.
– И что с того? Я не должен был его убивать, – выдохнул фехтовальщик. – Меня понесло. Это сын гранда! Я уже никогда не смогу чувствовать себя в безопасности в этом городе. Ни один род не даст мне работы.
Хольбранвер не мог поверить своим ушам. Его товарищ, одержав славнейшую победу в истории поединков, вел себя так, словно только что проиграл.
Тем временем далеко позади них снова раздалось эхо погони. Новые стражники, должно быть, добрались до бального зала и, найдя тело хозяина и своих приятелей, жаждали за них отомстить.
– Быстрее, – рявкнул Арахон.
Они миновали комнаты слуг, ворвались в кладовую, захлопнули за собой дверь, а фехтовальщик воткнул под нее вынутый из-за голенища нож, заблокировав вход. Но когда ученый уже собирался вскочить в переход, Арахон его удержал.
– Погоди. Что-то не так, – сказал он. Приблизился к смоляному пятну на стене и погрузил туда ладонь.
Когда вытащил ее, рукавица дымилась.
– Что?
– Дорога нестабильна… Граница между тенесторонностями раскрошилась, тенеукорот провалился ниже. Хасим никогда бы такого не позволил. Разве что…
В коридоре за их спинами раздались крики. Вооруженные люди, в поисках пришельцев, выбивали пинками двери комнат.
И’Барратора взглянул на девочку и ее отца. Ученый замер, понимая, что фехтовальщику страшно.
Решение за них приняла Саннэ.
– Отец Рауля, старый Ламмонд, – жестокий человек. Он не должен нас поймать. Лучше нам умереть.
Мужчины кивнули понимающе, а потом все вошли в укорот. И’Барратора шел впереди, а Хольбранвер держался за ним, одной рукою судорожно цепляясь за его пояс, а второй прижимая к себе Саннэ.
Он не мог бы сказать, что это за тенесторонность, но была она горячей и болотистой. Путь к первому переходу напоминал карабканье на гору густой карамели. Легкие горели, а голова кружилась от недостатка воздуха.
