что мы с вами незнакомы? Я уже восемь оборотов солнца наблюдаю за работой ваших шлифовальщиков, но вас здесь вижу впервые… Вы болели?.. Или путешествовали?..
– Нет. Просто я пришел только вчера.
– Пришел?.. Откуда?..
– Как это откуда? – недовольно потелепал языком рептилоид. – Вы что, издеваетесь?
– Мы приносим извинения за наше нескромное поведение, – испуганно отступила девушка-этнограф.
– Вы, белые люди, иногда такие глупые… – хмыкнула шлифовальщица, сидящая слева от Кривого Когтя. – А, сырршо, опять сломалось!..
– Надо колоть легче, – наставительно сказал старый мастер. – Чуть касаться резцом. Давай покажу.
Этнографы остались наблюдать, а Троост отправился гулять по деревне. Его интересовало буквально все.
В одном месте рептилоиды выделывали скребками кожу, сооружая нечто вроде спальных мешков. Сначала звериную шкуру растягивали на земле и закрепляли колышками, а затем тщательно вычищали остатки мяса и жира – мездру. После этого шкуру сушили и выминали костяными лопатками.
Из шкур же они делали сумки, мешки и кожаные котлы для варки мяса. Одежду туземцы почти не носили – холоднокровным она особо не нужна. Только у некоторых можно было заметить странные воротники-стойки, да кое-кто ходил в обуви. И украшения – самодельные браслеты, ожерелья из звериных клыков, приклеенные к чешуе и когтям капельки разноцветной смолы…
В другом месте ловили рыбу. Речка возле стойбища была очень узкой, но глубокой, с холодной водой и множеством живности. На берегу постоянно сидели хотя бы пять-шесть рептилоидов, а чаще больше. Одни ловили на удочку с костяным крючком, другие работали изящными острогами с кремневыми наконечниками. Две женщины даже забрасывали сеть – очень неплохую сеть с поплавками из древесной коры и каменными грузилами. Сплели ее из туго скрученных растительных волокон.
Но больше всего Троосту понравилась наскальная живопись. В стойбище было несколько менгиров, дольмен и, конечно, святилище. Рептилоиды постоянно что-то на них рисовали.
Красок использовалось всего три – черная (древесный уголь), желтая (охра) и красная (обожженная охра). Этим туземцы вполне обходились. Картины у них получались очень примитивные, похожие на рисунки детей, но было в них свое очарование.
А одна девушка и вовсе обладала недюжинным талантом. Просто мазюкая по скале углем и глиной, она ухитрялась создавать искусные полотна. Особенно ее привлекал анимализм – местные животные получались очень натуралистичными.
Троост несколько минут смотрел, как она рисует сцену охоты. Черный фон, а по ней красной охрой – схематичные фигурки. В главной героине легко угадывалась сама художница – она кралась с луком через заросли, целясь в… Троост не был уверен, что это за животное. Похоже, его еще не классифицировали.
– Замечательный рисунок, – не удержался он.
– Спасибо, – ответила художница, не оборачиваясь.
– Я так понимаю, вы рисуете зверя, чтобы охота была удачной? – уточнил Троост. – Победишь его на рисунке – победишь и в жизни?
– Нет, – удивленно ответила девушка. – Какая может быть связь между картинкой и реальной жизнью? Я просто рисую. Для красоты.
– Да, разумеется, просто я думал… не важно. Я Маартен Троост. А вас как зовут?
– Сту… Поющая Радуга, – быстро поправилась художница.
– Очень красивое имя, – похвалил Троост.
– Знаю. Но вообще-то это не положено. Зря меня так назвали. Теперь мне все завидуют…
– Ну и пусть завидуют, подумаешь. Не убьют же.
На этот раз Поющая Радуга обернулась. Обернулась и посмотрела на Трооста, как на круглого дурака. Кажется, он опять ляпнул что-то не то.
– В нашем племени я лучше всех рисую, – терпеливо объяснила Поющая Радуга. – Я лучше всех леплю горшки. Я лучше всех охочусь. И к тому же у меня самое красивое имя. Ты понимаешь, что это значит, чужак?
– Не очень, честно говоря, – признался Троост.
– Это значит, что Вонючая Сороконожка, Мохнатая Задница и Жирный Свинозаяц всем на меня наговаривают, – мрачно объяснила Поющая Радуга. – Их пока что не очень-то слушают, но… от меня многие хотят избавиться.
Троост недоуменно моргнул. На Земле принято радоваться чужим успехам. Радоваться, если у кого-то много талантов. Ведь чем лучше каждый отдельный человек, тем лучше и все человечество. А чем лучше все человечество, тем лучше каждому отдельному человеку. Разве это не логично?
Но, конечно, к инопланетянам нельзя подходить с земными мерками.
Троост хотел задать еще несколько вопросов, но тут на визоре появилось лицо Мимуна. Руководитель экспедиции был ужасно взволнован.
– Троост, вы ведь еще и ветеринар, верно? – спросил он. – Подойдите сюда, пожалуйста, скорее!
Зверолов торопливо извинился перед Поющей Радугой и быстрым шагом двинулся к Мимуну. Навигационная стрелка указывала на центр стойбища и чуть левее.
